что хорошего сделали нацисты
«На благо человечества». Врачи гитлеровской Германии
Эксперименты и забота о животных
Для полноценного осознания происходящего в медицинской сфере фашистской Германии необходимо познакомиться с некоторым предварительными фактами, характеризующими врачебную этику того времени. Человек как объект медицинских исследований стал входить в медицинскую практику задолго до практик гитлеровских врачей. Одна из последователей противооспенной инокуляции (втирание оспенных пустул в кожу, аналог вакцинации), Мэри Уортли Монтегрю, еще в 1721 году испробовала новинку на заключенных. Они остались живы и получили путевку на свободу, очевидно, еще и с иммунитетом на смертельно опасную тогда оспу. Нередко для решения медицинских вопросов использовали приговоренных к смерти, особенно когда требовалось посмертное вскрытие. Смертникам терять было нечего, и они обычно соглашались заразить себя взамен на хорошие условия и продление жизни. Нередко заключенных даже не информировали о том, что они ненадолго становились подопытными. Так, дрезденский паразитолог Фридрих Кюхенмейстер в 1855 году заразил в городской тюрьме нескольких приговоренных к смерти церкариями свиного цепня. В то время было не совсем понятно их происхождение, и теория о том, что это личинки свиного цепня, требовала практической проверки. История гласит, как однажды во время обеда Кюхенмейстер обнаружил в тарелке сваренные куски свинины с несколькими ленточными червями. Современный человек, естественно, тут же в обморок упал от такой находки, но закаленного врача-исследователя середины XIX века такой мелочью не пронять. Ученый спокойно закончил обед и понесся в мясную лавку, где закупил впрок мяса, кишащего червями.
В первом опыте удалось накормить смертника пищей с церкариями из лавки мясника всего за три дня до смерти. Но даже этого хватило для подтверждения теории: Кюхенмейстер вскрыл казненного и обнаружил в кишечнике молодых особей свиных цепней. Казалось бы, доказательство более чем достаточное. Но спустя пять лет ученый повторяет свой эксперимент уже на нескольких заключенных и промежуток времени перед казнью выбирает более длительный – четыре месяца. Здесь уже после вскрытия врач обнаружил полутораметровых червей свиного цепня. Открытие осталось за Кюхенмейстером и вошло во все учебники по медицине и биологии. Несколько современников ученого высказали своё недовольство методами работы и даже заклеймили его стишком, в котором были слова «готов гербарий собирать на маминой могиле».
Это далеко не единственный пример использования людей в качестве подопытных свинок. С медицинской этикой в Европе всегда было непросто. Что уж говорить о 30-40-х годах, когда к власти пришли нацисты.
При этом одним из первых законопроектов, принятых в Германии в 1933 году, стал запрет вивисекции животных. 16 августа 1933 года Герман Геринг по радио провозгласил (цитата из книги Петра Талантова «0,05. Доказательная медицина от магии до поисков бессмертия»):
Немцы в то время были первыми в мире, кто законодательно запретил живосечение в исследовательских целях. Справедливости ради стоит сказать, что спустя несколько недель в самом начале сентября 1933 года Гитлер под давлением врачей все-таки допустил медицинскую вивисекцию животных под наркозом и для строго определенных целей. К «гуманистическим» инициативам Третьего рейха относятся также общая анестезия пушных зверей перед забоем, новые способы безболезненного подковывания лошадей, запрет на кипячение живых лобстеров и даже рекомендация Гиммлера для высших офицеров СС (людоедов из людоедов) быть верным вегетарианской диете.
Общеизвестны попытки нацистов улучшить генетический портрет нации уничтожением «недолюдей» и психически неполноценных граждан. В рамках заботы о здоровье немцы, кстати, первые обнаружили зависимость частоты появления рака легких от курения. Такая работа немецких врачей со временем стала перехлестывать через край и выходить за рамки здравого смысла.
США против Карла Брандта
В конце прошлого века немцы решили проверить происхождение препаратов анатомических отделений своих медицинских вузов – большая часть их была частями тела умерщвленных психически больных. То есть от знаменитой коллекции еврейских скелетов Августа Хирта в Страсбурге избавились, а вот на остальном «материале» преподавали анатомию студентам-медикам еще полвека. Все это говорит о том, что медицина в Третьем рейхе получила полный этический карт-бланш – можно было за счет государства проверять свои теоретические воззрения и удовлетворять садистские наклонности. Единственной попыткой как-то воздать должное убийцам в белых халатах стал Нюрнбергский процесс над главными нацистскими врачами, начавшийся 9 декабря 1946 года. Все это в течение года проходило в американской зоне оккупации и, естественно, единственными обвинителями были судьи из США – никого из союзников до процесса не допустили. Собственно, и сам суд именовался «США против Карла Брандта» — это один из двенадцати малых (и малоизвестных) Нюрнбергских процессов, которыми американцы руководили единолично и на которых судили юристов, эсэсовцев, германских промышленников и высших офицеров Вермахта.
Главным обвиняемым в деле врачей, судя по названию, был Карл Брандт, первый врач Третьего рейха и личный лекарь Гитлера. Он с 1939 года руководил программой эвтаназии умственно неполноценных (программой Т4), в рамках которой разработал систему наиболее эффективного умерщвления. Поначалу Брандт предложил смертельные инъекции фенола с бензином, но это было слишком хлопотно в случае массовых убийств. Поэтому решено было перейти на газ «Циклон Б» и газенвагены. Брандт был по итогам процесса повешен. Всего перед судьями прошли 177 врачей, из которых, включая Брандта, казнили семерых. Среди них был врач Вольфрам Зиверс, руководитель Аненербе, одержимый идеей собрать коллекцию скелетов расово неполноценных людей. Повесили и Виктора Брака, одного из соратников Карла Брандта по программе Т4. Он, помимо прочего, предложил конвейерный способ кастрации людей мощными источниками радиации – несчастных обоего пола заводили в помещение, где на несколько минут садили на скамьи, под которыми были радиоактивных материалы. Проблема была не переборщить с мощностью дозы и не оставить характерных ожогов – все-таки процедура планировалась скрытой. Однофамилец Брандта Рудольф никакого отношения к медицине не имел (был личным референтом Гиммлера), но его американцы также отправили на эшафот за соучастие в экспериментах над людьми в концентрационных лагерях.
Следующим в списке повешенных военных преступников в тюрьме Ландсберга был Иоахим Мруговский, руководитель Института гигиены СС и один из организаторов медицинских опытов в Заксенхаузене. Вальдемар Ховен, работавший в годы войны главным врачом в Бухенвальде, стал последним в списке казненных. Собственно, уже за эту должность Ховен был достоин смерти, но он еще успевал в целях «науки» заражать людей сыпным тифом, а потом испытывал вакцины.
Кроме указанных выше казненных, пятеро гитлеровских врачей были приговорены к пожизненному заключению, четверо – к различным тюремным срокам (от 10 до 20 лет), а семеро – оправданы. Как это часто бывало с немецкими военными преступниками, часть из них вышла ранее оговоренных сроков. Так получилось с Гертой Оберхойзер, соратницей Гебхардта в работах по сульфаниламиду: её отпустили спустя всего пять лет из двадцати положенных. Наверное, учли её оправдание на суде, касающихся смертельных инъекций жертвам экспериментов (якобы делала она это в Равенсбрюке из милосердия).
Скорее всего, большинство из обвиняемых не могло в полной мере понять, за что их вообще судят. Показательным стала речь Герхарда Розе, врача-инфекциониста, руководителя отделения тропической медицины в институте имени Роберта Коха, запятнавшего себя принудительным заражением людей тифом в рамкам проектов Люфтваффе:
Мрачные чары вождя
Его образ, соединивший невероятную жестокость с дьявольской харизмой, кажется необычайным, потому что он совершил невиданные по масштабам преступления. Если же представить его в обличье главы семейства или мелкого служащего, то это лицемерие садиста, лишенное всякой масштабности, вызовет только отвращение.
Если бы история не предоставила в распоряжение фюрера целый народ, который растерялся и сделал его своим рупором, Адольф Гитлер, плебей-недоучка, малосимпатичный тип, который, чавкая, поглощал вегетарианский суп и пирожные, влачил бы жалкое существование прирожденного мизантропа и неудачника.
Театральные трюки
Собственно говоря, он произносил сплошные банальности, но в эти моменты полного слияния они обретали силу пророчества. Иногда закрывал глаза и прикрывал лицо сжатыми кулаками, охваченный эмоциями высокого накала. Сходя с трибуны, Гитлер ощущал странное сочетание опьянения и отупения. Гитлер полностью зависел от реакции толпы. Если кто-то выражал несогласие, он терял нить, сбивался, прекращал выступление и уходил. Без восторгов толпы он сникал. Он был лишен природного мужества, болезненно переживал неудачи и мгновенно капитулировал. Поражение вызывало в нем растерянность и отчаяние. Как только он завершал выступление, то сразу же выходил. Он не позволял начаться дискуссии и не отвечал на вопросы, чтобы не сбить психологический настрой.
Мюнхенский профессор истории Карл Александр фон Мюллер вспоминал: «Он прошел совсем близко от меня. Суровое и бледное лицо, холодный огонь, пылающий в глазах, которые словно ищут врага, чтобы его сокрушить. Толпа придает ему эту мистическую силу? Или же он излучает эту силу, которая передается толпе? Средний класс, пребывающий в депрессии и упадке, вознес его. Но он не один из них. Он появился откуда-то из глубокого мрака».
Страх как главный мотив
Успех Гитлера состоял в том, что толпа в Германии тех лет была настроена на ту же волну, что и он. Гитлер исходил из того, что каждый, кто пришел его послушать, только что ощущал себя маленьким, одиноким, никому не нужным человеком, который не способен справиться со своими проблемами. И вдруг он оказывается среди множества единомышленников, и он захвачен пьянящим чувством принадлежности к мощной силе. Успех Гитлера был не столько политическим, сколько психологическим.
Он уловил настроение людей. Научился управлять эмоциями запутавшихся и ожесточившихся людей, не смирившимися с переменами в их жизни и в жизни страны. Фюрер олицетворял мечты и фантазии немцев, он выражал их затаенные желания и надежды.
Немцы жили не хуже других европейцев. Но немцы не справились со свободой, которую они получили после распада империи. Свобода требовала самостоятельности во взглядах и решениях. Немцы растерялись и уверились в том, что все беды от навязанной Западом демократии, антинационального либерализма и власти плутократов (сейчас бы сказали олигархов). Не имея привычки к самостоятельности в поступках и мыслях, растерялись без указаний сверху. Жаждали надежной, сильной власти, которая избавила бы их от неуверенности, от необходимости самим определять свою жизнь. Гитлер не только убеждал присутствующих в своих фантастических способностях, но и сам в них уверился. Он вернул немцам, болезненно пережившим распад империи, ощущение принадлежности к великой державе и чувство, что в страну вернулся хозяин. Беззастенчивый демагог, он обещал, что возьмет на себя все проблемы, и воцарится, наконец, порядок, стоит лишь уничтожить тех, кто мешает.
Его привели к власти
Приход Гитлера к власти не был, как принято считать, логическим следствием всей немецкой истории, прусского милитаризма и так далее. Ошибочно и представление о том, будто немцы сами выбрали фюрера. У нацистов была самая многочисленная фракция в рейхстаге, но они не представляли большинства немцев. Интерес к фюреру в конце 1932 года уже стал падать. Пик популярности был пройден. На следующих выборах за нацистов бы проголосовало еще меньше избирателей, и Адольф Гитлер так и остался бы крикливым вождем оппозиционной партии. Но ряд влиятельных людей, руководствуясь собственными интересами, помогли ему вскарабкаться на вершину. Иначе бы он никогда не пришел к власти.
Национальные социалисты собрали всех, кто был недоволен республикой. Республика воспринималась как воплощение культурного распада и морального банкротства. Вину за экономические проблемы приписывали парламентскому устройству, ответственность за неурядицы возлагали на демократов.
Между людьми демократических убеждений не было единства. Все сколько-нибудь заметные фигуры находились в ссоре друг с другом. Раскол в среде демократов, их почти мистическая неспособность к консолидации, неумение разглядеть и оценить реального врага оказались роковыми для судьбы демократии в стране. Не удалось создать блок умеренных, сознающих свою ответственность партий, поддерживающих конституцию, и тем самым дать отпор экстремистам. Партийные или личные симпатии и антипатии возобладали над общегосударственными интересами.
Один немецкий писатель, которому суждено было погибнуть в концлагере, накануне прихода национальных социалистов к власти разочарованно писал: «Что я должен делать? Бороться за республику? За какую? За эту? Да она сама этого не хочет». Многие считали, что республика прогнила и незачем пытаться ее улучшить. Пусть она развалится, а на ее месте возникнет нечто новое, светлое и прекрасное. Левые насмешливо наблюдали за Гитлером и говорили, что, пожалуй, даже имеет смысл дать фюреру власть на короткое время, чтобы он поскорее проявил свою несостоятельность и с треском провалился. Противники Гитлера воевали друг с другом и расчистили ему путь. А у них была возможность его остановить. Борьба с нацистами была бы кровавой. Но это, наверное, лучше, чем 12 лет нацистской диктатуры.
Гитлер разрушил Германию
Когда Германия в январе 33-го избрала вождем Адольфа Гитлера, судьба страны была решена. Германия отказалась от капитализма, парламентской демократии и пошла своим особым путем. Особый путь привел страну к Третьему рейху, мировой войне и полной катастрофе. Гитлер сам поверил в свое величие и непогрешимость. Низкопоклонство армии чиновников, сладкая лесть пропаганды только укрепили уверенность фюрера в том, что судьба Германии в его руках и он один способен добиться победы в будущей грандиозной битве. Он считал себя избранным провидением, чтобы вести страну и мир. Основная масса немцев уверилась в том, что у Гитлера все получается и готова была исполнить любые его приказы.
«Идиоты не имеют права на существование» В Третьем рейхе пытались улучшить нацию, уничтожая душевнобольных. Их травили газом и жгли в печах
«Некоторые люди — это балласт, создающий неприятности»
В начале XX века в научной среде стала особенно популярна евгеника. Социальные романтики увидели в ней возможность скорейшего создания «дивного нового мира», сплошь населенного счастливыми, высокоинтеллектуальными и морально устойчивыми гражданами.
Практическим способом для достижения утопии должна была стать тщательная селекция человеческого материала. По мнению евгеников, принципы, работающие при выведении новых сортов злаков повышенной урожайности и улучшенных пород мясо-молочного скота, применимы и в отношении человека: размножение лучших представителей вида должно поощряться, а дефектные особи — не давать потомства и выбраковываться.
Идеями социальной гигиены и их практическим воплощением в жизнь были увлечены крупнейшие умы своего времени: Карл Густав Юнг, Мартин Хайдеггер, Карл Ясперс, Эмиль Крепелин… Причем нередко в самом радикальном их воплощении.
Так, создатель теории шизофрении швейцарский психиатр Эйген Блейлер (болезнь Блейлера и шизофрения — синонимы) предлагал провести массовую стерилизацию душевнобольных: «Те, кто поражены тяжелой болезнью, не должны иметь потомства. Если мы позволим физически и психически неполноценным иметь детей, наша раса быстро выродится».
Пока законом не будут предусмотрены меры стерилизации, государственные средства, расходуемые на обучение малоодаренных и слабоумных, будут снижать уровень образования народа. Уменьшение их плодовитости позволит высвободить большие средства на субсидии детям из малоимущих семей, которые, несмотря на свою хорошую наследственность, оказались в нужде
Жестокое решение вопроса очищения вида от вредных особей предложили два профессора Фрайбургского университета. В 1920 году за их авторством вышла книга «Разрешение на уничтожение жизни, недостойной жизни». В ней ученые доказывали, что «идиоты не имеют права на существование, а их убийство — это праведный и полезный акт».
Профессор психиатрии Альфред Хохе утверждал, что «некоторые люди — это балласт, создающий одни лишь неприятности и экономические издержки для других». А профессор юриспруденции Карл Биндинг советовал государству немедленно учредить специальные комиссии по их ликвидации.
По-американски практичный лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине Алексис Каррель предлагал «гуманно и экономично удалять душевнобольных в малых эвтаназиях путем поглощения ими доставляемых газов».
Ни один из советов именитых ученых даром не пропал.
Охота на «морально слабоумных»
Широко обсуждаемые в обществе идеи оказались близки бывшему ефрейтору Адольфу Гитлеру, сделавшему к началу 1930-х годов блестящую политическую карьеру. В январе 1933 года Гитлер стал канцлером Германии, а 14 июля правительство рейха издало закон о принудительной стерилизации граждан страны, которые по медицинским показаниям не должны иметь детей.
Одновременно вышел закон о браке и помолвке, в котором указывалось, что внешне здоровые братья, сестры и дети наследственно неполноценных людей могут вступать лишь в такие браки, которые будут бездетными. Кроме того, при вступлении в брак был желателен обмен не только свидетельствами о здоровье самих обрученных, но и справками о наследственных особенностях их семей.
Решение о стерилизации принимали специальные суды наследственного здоровья. Автоматически подвергались стерилизации страдавшие слабоумием, шизофренией, маниакально-депрессивным психозом, эпилепсией, врожденной слепотой или глухотой и рядом генетических заболеваний. Не имели права на производство потомства хронические алкоголики, больные туберкулезом, сифилисом и гонореей.
Для обоснования стерилизации суды наследственного здоровья ввели понятие «моральное слабоумие», под которое было несложно подвести самый широкий круг людей, не соответствующих стандартам национал-социалистической Германии.
Морально слабоумным можно было считать того, кто «не признавал общественно принятых норм поведения», «не был в состоянии вести рентабельное хозяйство» или «не осознавал ответственности за воспитание детей». В категорию слабоумных могли угодить дети — как хронически неуспевающие в школе, так и страдающие ночным энурезом.
После принятия решения полиция доставляла осужденного на принудительную стерилизацию в больницу. Те, кому удавалось скрыться, объявлялись в имперский розыск.
Хирургическое вмешательство часто давало осложнения. Нацисты не делали исключений даже для детей, стерилизация которых в условиях еще несформировавшихся половых органов была очень рискованной. Считается, что около шести тысяч жертв стерилизации умерли непосредственно на операционном столе и еще столько же — в результате осложнений. Нередки были и случаи самоубийств.
Всего с 1933 по 1945 год принудительной стерилизации подверглись от 360 до 450 тысяч немцев. Как это ни странно, но с точки зрения права жертвами нацизма они до сих пор не признаны. Более того, никто из врачей, работавших в судах наследственного здоровья, не понес наказания за свою деятельность после войны.
«Время без психически больных»
Однако, по мнению нацистов, принудительная стерилизация являлась лишь полумерой.
Мы все страстно желаем, чтобы наступило время, когда на всем свете не будет ни психически больных, ни слабоумных, ни в больницах, ни за их пределами. Как было бы прекрасно жить в мире, где все совершенно и все счастливы
Эффективный способ сделать мир совершенным, а всех людей — счастливыми, был известен давно. Согласно легенде, изобрел его в XV веке господарь Валахии Влад Цепеш, известный как Дракула. Озабоченный тем, что в его государстве скопилось слишком много нищих, больных и увечных, Дракула велел собрать всех в специально построенном по случаю тереме и принести вдоволь еды и вина.
А пока нищие, больные и увечные веселились, Дракула спросил их: «Хотите ли ни в чем больше не нуждаться и не печалиться более ни о чем?» Они же, ожидая великой милости, закричали хором: «Хотим, государь!» Повелел тогда Дракула запереть терем и сжечь вместе со всеми людьми, а затем сказал боярам: «Пусть не будет больше нищих, больных и увечных в земле моей, пусть не докучают они людям и не страдают сами».
Примерно так же поступил и Гитлер, разве что на угощении он сэкономил. Но известно же — немцы народ практичный.
В декабре 1939 года Гитлер пришел к выводу, что неизлечимо больные и умственно неполноценные люди должны быть устранены не только ради сохранения чистоты арийской расы, но и по экономическим соображениям. Работать они не способны, а на их содержание требуются немалые бюджетные средства.
К этому времени эсэсовцы уже уничтожили обитателей приютов для умственно отсталых на аннексированных польских территориях. Отныне и в самой Германии медикам предписывалось «предоставлять возможность неизлечимо больным людям спокойно умереть». Под «спокойной смертью» Гитлер подразумевал токсичный оксид углерода в газовых камерах, специально смонтированных в немецких психиатрических больницах. Программа эвтаназии получила название Т4.
Жертвы красных крестов
Ответственными за выполнение программы Т4 Гитлер назначил шефа своей канцелярии обергруппенфюрера СС Филиппа Боулера и личного врача Карла Брандта. В распоряжение новой службы передали дом №4 по улице Тиргартенштрассе. Отсюда и кодовое название.
Число граждан Германии, которых необходимо было подвергнуть «дезинфекции» (термин, который встречается в официальных бумагах наряду с эвтаназией), сотрудники Т4 рассчитали по формуле. Получилось 70 тысяч. Трудились добросовестно и за первые два года «дезинфицировали» больше 72 тысяч.
Отбор кандидатов проводили 42 эксперта из числа наиболее уважаемых психиатров рейха. Лично больных они не осматривали, доверяя специально разработанным для такого случая анкетам, которые были обязаны заполнять на пациентов врачи немецких психиатрических больниц.
Критериями отбора служили: неспособность заниматься физическим трудом (например, клеить пакетики), нахождение в больнице более пяти лет, криминальное прошлое и неарийское происхождение. Наиболее частыми жертвами эвтаназии становились больные с диагнозом «шизофрения».
Трое из каждых четырех пациентов, имевших этот диагноз, приговаривались к смерти. Хотя даже определение самого термина было расплывчатым (да и остается таковым по сей день) и понималось врачами весьма субъективно. «Шизофрениками» могли оказаться и больные с неясными диагнозами, и злостные нарушители больничного режима.
В случае положительного решения эксперт ставил красный крест, при отрицательном — синий минус. Но, поскольку дело было ответственным и касалось жизни, пусть и не вполне полноценного по меркам национал-социализма, но все же человека, первичные заключения передавались на утверждение трем главным экспертам.
Не знал об истинном назначении анкет и персонал психиатрических больниц, который их заполнял. В распоряжении германского Минздрава указывалось, что информация необходима для составления бюджета. Естественно, сотрудники больниц были заинтересованы в лучшем финансировании и потому охотно преувеличивали степень нетрудоспособности своих пациентов.
Печи замка на Эльбе
Выбор наиболее надежной и гуманной технологии умерщвления душевнобольных стал поводом для серьезной дискуссии в немецких научных кругах. Предлагалось внутривенное введение токсичных препаратов, передозировка барбитуратов, введение в сосуды воздуха, чтобы вызвать воздушную эмболию, медленное снижение рациона питания и так далее. В результате наиболее эффективным способом эвтаназии было признано применение угарного газа.
Объявили закрытый тендер на разработку качественных и недорогих газовых камер, а также кремационных печей, которые можно было бы без дополнительных затрат смонтировать в обычной психиатрической больнице. Документы с технической перепиской между заказчиком (Т4) и фирмами-исполнителями фигурировали на Нюрнбергском процессе по «делу врачей».
Газовые камеры и кремационные печи больниц послужили прототипом для более крупных комплексов, использовавшихся нацистами в лагерях смерти. Пригодился и опыт их применения. Для проведения «мероприятий» по программе Т4 были отобраны и переоборудованы семь медицинских центров в разных районах Германии, каждый из которых имел сеть более мелких «клиник».
В учреждении работали более ста человек: врачи, медсестры, водители, сиделки, сотрудники канцелярии и охранники. Пациентов из психиатрических больниц и домов престарелых привозили в Зонненштайн на автобусах несколько раз в неделю. В приемном покое их осматривал врач, записывавший в историю болезни диагноз, который впоследствии и будет указан как причина смерти.
После осмотра жертв собирали группами по 20-30 человек и в сопровождении медсестер отправляли в подвал «принять душ». Газовая камера была отделана кафелем и внешне напоминала душевую. Персонал закрывал стальную дверь, после чего дежурный врач пускал в помещение монооксид углерода. В зависимости от комплекции и выносливости жертв, процесс умерщвления занимал от 20 до 30 минут.
Трупы сжигали кочегары в двух печах. Прах раскладывался по урнам и отсылался родственникам вместе со свидетельством о смерти пациента от того или иного тяжелого соматического заболевания. Неиспользованный пепел выбрасывали на свалку на берегу реки Эльбы позади замка.
«Один народ, одна страна, один вождь!»
Одновременно с «дезинфекцией» в Германии проводилась мощная пропагандистская кампания, оправдывавшая необходимость удаления из светлого национал-социалистического будущего людей «второго сорта». В популярной периодике публиковались статьи, объясняющие суть и пользу евгенических программ, проводимых для очищения немецкой расы.
Экономисты разъясняли, какие громадные средства налогоплательщиков можно сэкономить на лечении неполноценных и бесполезных членов общества и как эти средства могут быть использованы на благо всего народа.
Активно включилась в пропагандистскую кампанию массовая культура: газеты, журналы, радио, кино, куплеты, анекдоты… Огромными тиражами выпускались агитационные открытки и плакаты.
Для любознательных обывателей устраивались познавательные экскурсии в психиатрические учреждения, во время которых им доходчиво объясняли необратимость психических заболеваний и их опасность для наследства.
Увлеченные грандиозностью задач, нацистские психиатры с энтузиазмом подводили теоретическую базу под поставленную руководством задачу — подгоняли решение под ответ. «Один народ, одна страна, один вождь!» (Ein Volk, ein Reich, ein Fuhrer!) — таким был девиз Третьего рейха. А все, кто не был с большинством, автоматически признавались врагом, вырожденцем, дегенератом или сумасшедшим.
Расширялись рамки диагностики психических заболеваний, изобретались и входили в практику новые диагнозы: «замаскированные слабоумные», «эндогенное (врожденное) нежелание работать», «социопатия». Социопатом и замаскированным слабоумным можно было объявить тунеядца, алкоголика, бродягу, попрошайку. А можно было — коммуниста, анархиста, пацифиста или гомосексуала.
Таким образом, психиатры получили возможность бесконтрольно действовать в сфере своей компетенции, медицинский диагноз превратился в вопрос политической конъюнктуры, а «лечение» стали использовать для устранения нежелательных власти элементов.
Официально программа Т4 была закрыта в августе 1941 года. К этому времени она уже перестала быть тайной внутри страны, а за рубежом вызвала значительное общественное осуждение, что в условиях информационной войны давало противникам Германии хороший материал для антифашистской пропаганды.
Но формальное закрытие государственной централизованной программы Т4 совсем не означало прекращение физического уничтожения душевнобольных, социопатов и инакомыслящих. Механизм был запущен, а методика и контроль за ее осуществлением отработаны.
Дальнейшей очисткой немецкого общества от нежелательных и антиобщественных элементов теперь занимались на местах. Руководителям медицинских учреждений, которые в большинстве своем уже состояли в национал-социалистической партии, спускался план по смертности среди вверенных им больных. Выполнение плана строго контролировалось.
Точных данных о том, сколько жителей Германии было подвергнуто эвтаназии с 1941 по 1945 год, нет. В различных источниках их число колеблется от ста тысяч до миллиона человек.
В лесу под Лотошино
Опыт программы Т4 нашел применение на оккупированных немцами территориях. Не остались без работы и «специалисты». Газовые камеры и крематории были оперативно смонтированы и запущены в лагерях смерти, куда свозились те, кто подпадал под «окончательное решение»: евреи, цыгане, поляки, русские…
Но первыми на захваченных территориях безальтернативно уничтожались обитатели психиатрических больниц, интернатов, детских домов и богаделен. Те, кто не мог стать даже временной рабочей силой для фашистской Германии. Нередко пациенты уничтожались вместе с персоналом.