что лучше институт герцена или онкоцентр
«Мы не собираемся соревноваться с РОНЦ»
– В новый медицинский кластер вошли три учреждения – МНИОИ им. П.А. Герцена, МРНЦ и НИИ урологии. Объясните, какие цели преследовало слияние и, главное, как эти три института теперь будут взаимодействовать?
– Все три института вошли в объединенный центр как равные. Если анализировать ситуацию, становится ясно, что в МНИОИ – самом старом онкоцентре страны и Европы – лучше всего развивалась хирургическая онкология, достаточно сказать, что сегодня мы оперируем больше, чем остальные онкоклиники в России. В 60‑е годы в Обнинске появился медицинский научный центр, принадлежащий Академии наук СССР, затем – РАМН, в котором занимались вопросами радиационной безопасности и радиологии, а вы понимаете, что без радиологии невозможна онкология. Где‑то с 70‑х годов сформировался Институт урологии, возглавляемый академиком Николаем Лопаткиным [скончался в 2013 году. – VADEMECUM]. Тогда институт занимался в основном доброкачественным процессами.
Параллельно в МРНЦ формировались методы дополнительного воздействия на опухоль, комбинированного лечения, расширялась и вся инфраструктура – появилось большое количество институтов, занимающихся выпуском радионуклидов, изотопов для медицинского применения, пытались делать циклотрон. Эти институты оказывали воздействие и на развитие медицинского направления. Целью советского правительства уже тогда было создать радиационный комплекс, центр ядерной медицины.
К сожалению, у нас пока так и нет ни одного центра ядерной медицины. И все понимают, что ситуацию нужно менять. При этом здесь, в Москве, невозможно построить такой центр, а в Обнинске это возможно – есть и инфраструктура, и кадры, но хирургическая база не такая сильная. Получается, что в МНИОИ мы больного можем прооперировать и отправить в Обнинск на радиологическое лечение – это 100 км, хорошая трасса, готовый институт. Но чтобы были нормальное регулирование, логистика и маршрутизация пациентов, нужна единая административная система. Поэтому и было принято решение о формировании онкологического кластера.
Теперь история болезни пациента сразу попадает в компьютерную базу единого медцентра, вырабатывается тактика лечения, и мы понимаем, что к определенной дате его ждут в МРНЦ, а затем ему выделено время для хирургического лечения в МНИОИ и так далее. Мы экономим на управленческом аппарате, увеличивая таким образом объем средств, поступающих на работу института и врачей. В мире идут таким же путем: 300 лет назад были объединены клиники в Гейдельберге, немцы поняли, насколько это удобно, и сейчас присоединили к ним еще шесть университетских клиник и протонный центр [речь идет об одном из крупнейших клинических центров Германии, консолидирующем 42 специализированные клиники. – VADEMECUM]. На их фоне мы смотримся пока еще как маленькое объединение, у нас в общей сложности 2 тысячи коек, а у них – 10 тысяч коек и единая дирекция.
– А сами институты как восприняли объединение? В Обнинске, кажется, были не очень довольны, туда даже приезжала министр Вероника Скворцова.
– Ситуация была сложная, любые изменения тревожат людей. Чего боялись наши обнинские коллеги? Что их разгонят, центр аннулируют и заберут все деньги. Сейчас они успокоились, все ученые советы мы проводим совместно по телемосту. Очень помог в этом объединении губернатор Анатолий Дмитриевич Артамонов, у него были неоднократные встречи с нашим министром по этому поводу. Мы были у мэра города Александра Александровича Авдеева и с ним будем внедрять программу ядерной медицины, которую он поддерживает. Это очень важно.
– Как планируется развивать обнинский центр?
– Две недели назад было проведено совещание научного совета при Минздраве и по докладу академика Александра Румянцева [директор ФНКЦ им. Д. Рогачева. – VADEMECUM], который руководит научной платформой «Онкология» в стране, была создана межведомственная рабочая группа по ядерной медицине, и я эту группу возглавляю. Сейчас мы формируем ее состав. В группу уже вошли директор Федерального энергетического института Обнинска, руководители других крупных немедицинских институтов, которые станут производителями необходимой для нас аппаратуры и импортозамещающих изотопов. Мы же будем выступать как медицинские заказчики, будем разрабатывать задание. Всего же в группу войдут около 40 человек, в том числе и представители региональных развивающихся центров ядерной медицины. Будем пытаться просчитать тарифы, необходимо провести аудит – понять, что у нас есть, у кого какая готовность для развития центров.
– Так ведь есть программа по созданию федеральной сети центров ядерной медицины. Ее реализует «ПЭТ‑Технолоджи», портфельная компания «Роснано».
– О каком объеме финансирования может идти речь, если задаться целью привести обнинский центр в соответствие с этими задачами?
– В этом году новый объединенный центр не был заложен в бюджет. В следующем году нам должны дать хорошие объемы по ВМП, и по ОМС в онкологии увеличиваются тарифы и объемы. Но Вероника Игоревна Скворцова говорила, что часть финансирования будет наша, а часть – в рамках государственно‑частного партнерства (ГЧП). Задумки большие. Здесь, в МНИОИ, мы монтируем кибернож, а в Обнинске будет гамма‑нож – и он как раз будет приобретен на средства ГЧП: 5,5 млн евро мы, конечно, не сможем вытянуть нашим бюджетом. Такое сотрудничество нас устраивает – платит не сам больной, а государство за него.
– Такая же схема, по которой работает ЛДЦ МИБС Аркадия Столпнера в Петербурге?
– Да, это одна из моделей, и она удачная. Мы даем территорию, инвесторы ставят оборудование. Если с гамма‑камерой получится, то у нас будут закрыты все ниши. Будут стоять линейные ускорители – два здесь, в МНИОИ, два – в Обнинске. Здесь же мы монтируем протонный ускоритель, который пока будет экспериментальным. В МРНЦ большая экспериментальная база доклинических исследований, и если сейчас мы разработаем дозы на экспериментальных животных, то к началу года будем готовы проводить первый сеанс протонной терапии. А к концу следующего года ее смогут пройти первые больные.
– А сколько средств потребуется обнинскому центру?
– Вообще‑то, бесконечность. Думаю, на запуск ядерного центра потребуется 13‑14 млрд рублей. В этом году у нас в МНИОИ и МРНЦ были консолидированные бюджеты – примерно по 1,6 млрд и в институте им. П.А. Герцена нам удалось серьезно обновить диагностическое оборудование.
– А 13 млрд – это на закупку оборудования?
– И на монтаж, и на ремонт. Восемь лет уже в Обнинске стоит недостроенный корпус, у него сложная судьба – здание начинало строить МЧС. Потом работы были приостановлены, корпус перевели на баланс МРНЦ, и строительство законсервировали. Сейчас мы проводим строительную экспертизу – можно ли его доделать или надо разбирать. Надеемся, что разрушать не придется.
– Пациенты из МНИОИ уже отправляются в Обнинск?
– Да, и наоборот – из Обнинска в Москву. Как минимум пять‑шесть человек в день курсируют между клиниками. Для институтов это выгодно и в научном плане: мы можем оценить законченный случай. Раньше мы рассматривали только хирургическую тематику, а сейчас в объединенном ФМИЦ есть несколько аспирантов, которые напрямую общаются друг с другом. И если один, например, занимается хирургической проблемой, то он всегда на связи с коллегами и знает, что происходит с пациентом на лучевом этапе.
– Есть ощущение, что ФМИЦ серьезно выдвигается вперед и начинает обходить РОНЦ. У которого, например, нет собственного киберножа. Такое оборудование есть только у частной клиники, действующей на базе центра им. Блохина.
– Да, государственный кибернож стоит в Ханты‑Мансийске, будет и у нас. Но мы не собираемся соревноваться с онкоцентром им. Н.Н. Блохина. Мы – коллеги, и РОНЦ возглавляет великий онколог Михаил Давыдов.
– Главный онколог Минздрава.
– Да, это так. Но головная организация по онкологии – наш институт. С 1982 года вся методологическая работа идет отсюда, мы ведем статистику. Но мы работаем комплексно с Михаилом Ивановичем.
– У нас в стране есть проблема – отсутствует системность в диагностике и терапии. Пациентов, например, могут лечить без морфологической верификации. Кто должен все это приводить к единообразию?
– Совершенно верно, есть проблемы со стандартами. Мы сейчас как раз налаживаем систему, которая была много лет расстроена. Трудно было опираться на регионы, потому что онкопомощь была не очень развита. Но сейчас многие диспансеры выходят на хороший уровень. Хабаровский, красноярский, омский, казанский диспансеры уже оснащены как серьезные клиники. Красноярский диспансер совершенно потрясающий, сейчас они достраивают поликлинический комплекс, а рядом ФМБА создало ПЭТ‑центр. Модернизация много сделала – в контрактах на закупку оборудования было прописано обучение специалистов, и многие врачи прошли стажировку за рубежом. Теперь, когда ведешь телемост, получается уже диалог, а не монолог. В определенном смысле мы были «переводчиками» между европейскими стандартами и российскими, а теперь региональные специалисты сами стали ездить за границу, и мы можем говорить с ними на равных.
Да и губернаторы, главы городов стали понимать, как важно развивать онкослужбу в регионах. Например, губернатор Калужской области доплачивает врачу общей практики 3 тысячи рублей за пациента с выявленным раком. Сейчас мы как раз планируем с калужским диспансером начать программу по онкологии репродуктивных органов: запустить передвижные диагностические комплексы по трем направлениям – молочная железа, шейка матки, предстательная железа. В чистом виде скринингом это назвать нельзя, но проектом по ранней диагностике – можно.
– А как быть со стандартами? Например, у нас проблема с проведением иммуногистохимического исследования (ИГХ) – оно не везде включено в тарифы ОМС.
– В Германии ИГХ тоже не везде делают. Но там ИГХ проводят референтные центры, в том же Гейдельберге. Германия, конечно, меньше, но и у нас, наверное, ИГХ тоже не во всех диспансерах нужно проводить, а только в окружных. Сейчас идет работа по предложениям, каким образом регулировать тарифы. Процедура ИГХ с определением всех маркеров и генных мутаций стала проводиться не так давно. Но в ОМС хватит денег на ИГХ, если мы не будем направлять больного на ЭКГ, рентген, если эти исследования были сделаны ранее. Здесь можно искать варианты, со стандартами сложнее – предстоит большая работа.
– Их пишет Минздрав или главный онколог?
– Это комплексная работа министерства, головного учреждения, главного онколога Минздрава. И самого профессионального сообщества. Пока ни в одной отрасли нет стандартов – от авиации до медицины. Думаю, нужна федеральная отчетность перед министром. Как внедрить стандарты, если нет такого прямого подчинения? Это должно быть решением сверху. Как, например, президент в свое время вводил прямое назначение губернаторов.
– А если это применять к онкологии?
– Соответствующий департамент Минздрава приглашает профильных экспертов. Например, если сильная по показателям онкология в Омске – значит, главного онколога региона нужно приглашать в эту группу. Экспертам дается задание по выработке стандартов, они сидят там с ними до ночи. Это серьезный труд, ведь сколько локализаций в онкологии!
– Хорошо, предположим, такая группа онкологов разработала стандарты. А дальше? Ведь не всегда делают то, что прописано.
– Исполнительная дисциплина – вообще проблема. Все равно будем последовательно развивать и внедрять стандарты. Сначала поручать это тем, кто умеет. Например, воронежский диспансер готов работать, у них и ПЭТ есть.
– Пока государственные клиники разбираются со стандартами, на рынке появляются частные игроки.
– Да, онкология востребована на рынке, но мы не боимся конкуренции. Мы боимся выпадения больных из статистики. Нужно, чтобы частные клиники тоже входили в базу единого канцер‑регистра. Иначе мы покажем нулевую заболеваемость при повысившейся смертности: частные клиники будут диагностировать у пациентов злокачественные новообразования, однако информации об этих больных у нас не будет. Или по этой же причине статистика будет фиксировать падение заболеваемости, хотя в действительности этого происходить не будет. Рост заболеваемости в онкологии – это вовсе не плохой показатель, он говорит лишь об активной выявляемости. Важно, чтобы в частных клиниках работали профессионалы.
Сколько стоит умереть от рака
Разговор начался с волнующих многих людей вопроса: почему стоимость лечения злокачественных заболеваний в однопрофильных заведениях, таких как онкоцентр имени Н. Блохина и Онкологический институт имени Герцена, сильно разнится? Понятно, когда разные цены в московской больнице и, скажем, в Костроме. Но почему разные в двух однопрофильных государственных учреждениях?
— Как сориентироваться пациенту? Как понять, что он может уложиться в те деньги, которые у него есть?
— Пациент вообще не должен думать о том, в какие деньги он укладывается. Это противоречит самой идее социальной защиты граждан. Он должен получить соответственно Конституции в государственном учреждении бесплатную помощь. А уж как она покрывается, это вопрос не его. Чаще всего такую помощь он получает.
Несмотря на то что онкологические заболевания известны с глубокой древности, рак не уходит от нас, по-прежнему губит. До сих пор у науки нет четкого ответа, откуда он возникает, как от него избавляться. Пока все зависит от того, когда человек обратился за помощью. Выявленная на ранних стадиях опухоль излечивается или полностью, или протекает более спокойно. Например, рак молочной железы в первой стадии вылечивается в 90 процентов случаев. Тяжелее всего выявляются и лечатся рак поджелудочной железы, рак пищевода, опухоли так называемой скрытой локализации, то есть те, которые глубоко внутри.
Естественно, участников встречи интересовали современные методы избавления от опухоли. В основном это комбинированное лечение, вбирающее в себя операцию, лекарственную терапию и лучи. Последовательность их использования всегда индивидуальна. Есть ли все это в арсенале российских медиков? К сожалению, не всегда.
По количеству заболевших онкологическими недугами Россия, на первый взгляд, выглядит лучше, чем, скажем, США. У нас количество заболевших в среднем около 360 на 100 тысяч населения в год. В США почти 500 на те же 100 тысяч. Но. Этими данными не надо обольщаться. Рак чаще настигает людей пожилых, старых. А средняя продолжительность жизни в США заметно больше, чем в России.
Особую важность приобрела проблема, возникшая в связи с изменением приказа Минздрава России «О порядке оказания помощи онкологическим больным». Согласно этому приказу, разрешено лечить онкологических больных не только в специализированных учреждениях, а в обычных стационарах. Не исключено, что кроме хирургической помощи, там пациенты ничего иного не получат. Хотя, как мы уже сказали, помощь эффективна лишь тогда, когда в одном специализированном учреждении оказываются все виды онкологической помощи. Только так можно выбрать оптимальную стратегию ведения больного.
Подробности в одном из ближайших номеров «РГ»
Рейтинг онкологических центров
Этот рейтинг онкологических центров составлен не по предпочтениям и рекомендациям пациентов, уважающих внимание персонала и комфорт пребывания, но не знающих истинной онкологической «кухни». Также при составлении рейтинга отвергнуты и утвержденные Минздравом критерии качества оказания медицинской помощи, ставящие во главу угла «удовлетворенность» пациентов и частоту замечаний Фонда ОМС.
Рейтинг базируется на профессиональном мнении онкологов, но без учёта личного доверия коллегам: только объективная оценка клинико-диагностических возможностей учреждения.
1 место. Российский онкологический научный центр им. Н.Н. Блохина (РОНЦ)
Первый, но не среди равных, потому что единственный в России по мощности и научному потенциалу. В структуру входят пять научно-исследовательских институтов, включающих в себя более 1 000 коек, а также 37 лабораторий. Здесь лечат все известные онкологические заболевания, как у недавно родившихся, так и в самом преклонном возрасте. В составе РОНЦ, кроме большой онкологической клиники для взрослых и небольшой для детей, пять научно-исследовательских институтов. Центр имеет три филиала: в Барнауле, Татарстане и Москве. Какое учреждение без форы способно вступить с РОНЦ в соревнование?
Огромное число научных публикаций и самые значимые клинические исследования, более 3500 работников, в том числе 5 академиков Российской академии наук, 7 членов-корреспондентов РАН, 89 профессоров и более 200 докторов наук и пролеченные миллионы пациентов. Главная задача Центра — научная работа и пациенты на лечение отбираются только с прицелом на участие в исследовании.
Отбирает пациентов для исследовательских программ консультативное отделение, куда может попасть любой россиянин. Любой пациент РОНЦ может быть уверен, что его пролечат профессионально и самыми современными методиками. Но не стоит забывать о главной цели РОНЦ — делать российскую онкологическую науку. Поэтому интересы пациента второстепенны. Наука требует жертв, и пациенты РОНЦ тоже сталкиваются с этим, особенно по завершении исследования или исключения из программы, когда их отправляют восвояси. Кстати, безусловную зависимость лечебно-диагностического процесса от научной направляющей разъясняют уже на первом приеме.
2 место. Московский научно-исследовательский онкологический институт имени П.А. Герцена (МНИОИ)
МНИОИ филиал НМИЦ радиологии до оптимизации несколько десятилетий был головным онкологическим учреждением России. Головной центр — главный для всех профильных государственных больниц и диспансеров, определяющий тактику и контролирующий стратегию.
Институт славен своей радиологической службой, прекрасной онкогинекологией, специалисты которой многим женщинам сохранили возможность стать матерью после лечения карциномы шейки матки. Сложнейшие микрохирургические операции — ежедневная норма. Здесь занимаются терапией всего известного в онкологии и специализируются на помощи при редчайших патологических состояниях.
Практически все отечественные онкологи прошли профессиональную переподготовку на базе института. Специалисты МНИОИ невольно индивидуально соревновались с научными сотрудниками РОНЦ, и в практической работе нередко одерживали верх.
Именно здесь занимались такими важнейшими научными разработками, как: внедрение лазера, органосохраняющих операций при злокачественных новообразованиях, эндоскопическая диагностика опухолей половых органов (рак матки и шейки матки, рак яичников, рак предстательной железы) и алгоритмы лечения злокачественных новообразований 56 локализаций.
Совмещение науки и практики полезно, но тяжело дается врачам, теряется внимание к нуждам больных, что замечают пациенты. Суета и бесконечные очереди у кабинетов, толпы посетителей в коридорах и многочасовые ожидания доктора у ординаторских. Взамен «бытовых» неудобств предлагается наисовременнейшая диагностика и высокотехнологичное лечение, но доступность бесплатной помощи сомнительна, а платные услуги не гарантируют должного внимания персонала и комфорта.
3 место. Российский научный центр рентгенорадиологии Минздрава России
Федеральный научный центр, основанный еще в 1924 году, специализируется на ранней диагностике и лечении онкологических заболеваний на основе клинических, лучевых, лабораторных, цитогенетических и молекулярно-генетических исследований. Учреждение известно тем, что именно в его стенах, впервые в России, стали изучать вопросы влияния высоких доз ионизирующего излучения на опухоли.
Пациенты научного центра могут пройти диагностику на современном высокоточном оборудовании, однако попасть на прием не так уж и просто. Часто можно услышать, что людям месяцами отвечают: «У нас очень плотная запись, и на приём в следующем месяце уже все расписано, попробуйте через неделю».
4 место. Московский радиологический научный центр имени А.Ф. Цыба (МРНЦ)
Блестящая рентгенологическая служба, весь спектр диагностической и клинической радиологии, радиохирургия и лечение изотопами, но все-таки основное внимание и средства десятилетиями уделялись хирургическим отделениям, особенно торакальной онкологии.
В штате Центра состоит 1779 человек. В их числе 310 научных сотрудников, включая 59 докторов и 172 кандидата наук. Вне всяких сомнений все медицинские сотрудники НМИЦ — корифеи в своем деле, но бывает, что узким специалистам высочайшего уровня не всегда достает широты онкологического взгляда. Предпочтительное развитие хирургической службы в ущерб другим отделам сказывается и сегодня, но в отличии от большинства онкологических центров в НМИЦ всегда были ориентированы на пациентов, внимательны к нуждам и желаниям больных.
5 место. НИИ Нейрохирургии им. Бурденко
Несмотря на то, что основной профиль центра — нейрохирургия, большая часть операций, проведенных в НИИ им. Бурденко связана с лечением онкологических заболеваний головного мозга. Стоит отметить, что за год врачи центра делают более 5 000 операций взрослым и детям.
У научного центра очень большая история, так как он появился еще в 1932 году. За 83 года работы в учреждении сложились устойчивые клинические и научные традиции, что позволяет ему быть лучшим в своей области. Именно поэтому не всегда можно сразу попасть на лечение в НИИ им. Бурденко. Бывает, что пациентам приходится вставать в очередь и терять драгоценное время, когда каждый день на счету.
6 место. Российский научный центр радиологии и хирургических технологий им. академика А. М. Гранова
Такое перспективное направление современной онкологии, как интервенционная радиология, впервые стали использовать именно в научном центре им. академика А. М. Гранова. Благодаря этому методу, во время которого в сосуды вводят химиопрепараты, способные точечно воздействовать на опухоль, облучить ее и лишить кровоснабжения, врачи могут успешно лечить неоперабельные онкологические заболевания.
Также в центре есть гамма-нож для проведения радиохирургии опухолей головного мозга, головы и шеи, аппарат позитронно-эмиссионной томографии, ангиограф и другое современное оборудование.
7 место. Национальный медицинский исследовательский центр онкологии им. Н.Н. Петрова
Создание и внедрение лекарств от онкологических заболеваний — одно из главных направлений центра, расположенного в Санкт-Петербурге. Именно поэтому сюда часто направляют пациентов, которым необходим метод лечения, еще не вошедший в широкую практику. Здесь в этих случаях могут предложить участие в клинических испытаниях.
Всего в структуре центра 11 научных подразделений, 12 клинических и три амбулаторно-диагностических отделения. Коллектив НМИЦ им. Н.Н. Петрова состоит из более 1000 сотрудников, среди которых члены-корреспонденты РАН, профессора, доктора и кандидаты медицинских наук и врачи высшей врачебной категории.
8 место. Московская городская онкологическая больница № 62 Департамента здравоохранения Москвы
Достойнейшее учреждение, однозначно лучшая онкологическая больница России, десятилетиями возглавлявшая список «самых-самых» у больных и, что весьма ценно, у онкологов. Здесь есть все необходимое для обследования: цифровые рентгеновские аппараты, магнитно-резонансные томографы, компьютерные томографы, аппараты УЗД, эндоскопические установки и другое оборудование. Всего в стационаре учреждения 522 койки.
В Московской городской онкологической больнице трудятся 235 врачей, в том числе 49 кандидатов медицинских наук, 6 докторов и 2 профессора. Кадры — отменные в профессиональном плане, не подверженные коррупционным влияниям.
По данным на сайте Департамента здравоохранения Москвы, за год в больнице проходит лечение более 15 000 больных, производится более 6 000 операций и более 23 000 пациентов получают амбулаторную консультативную помощь.
В законные владения больницы входит прекрасный парк с графскими прудами, экологическая роскошь находится в престижном и не сильно удалённом от столицы районе Подмосковья — поселке Истра, что не в пользу транспортной доступности.
Два поликлинических отделения, удалённое московское — бывший онкодиспансер № 2 на Войковской — принимает только жителей Северного и Северо-западного округов. Консультативно-поликлиническое отделение на территории больницы традиционно открыто для приема с 10 до 14 часов и только в будни.
Больница № 62 москвичей принимает по ОМС, но не всех, а из «приписанных» ей районов. Всем остальным необходимо получать разовое разрешение, иногородние не могут рассчитывать на бесплатную помощь.
9 место. Онкологический центр ЦКБ № 2 имени Н.А. Семашко ОАО «РЖД»
Крупная многопрофильная клиника на северо-востоке Москвы известность получила ещё в советские времена: лучшее в СССР оборудование, квалифицированные кадры, к тому же ведущие научную работу, и строго ведомственный доступ. Попасть в «больницу МПС» было большой удачей, там и лекарства были в достатке, и питание, и культура обслуживания.
Время было не властно над онкологическим центром «железнодорожников», но спрос со стороны пациентов упал по причине открытия разных онкологических клиник и доступности любых противоопухолевых лекарств. Оборудование все также в полном достатке и все прочее на уровне, парадоксальна для РЖД транспортная недоступность — больница на окраине столицы.
И ещё один небольшой недостаток — прейскурант как в частной клинике. Сервисная составляющая здесь значительно выше любого государственного учреждения, но не дотягивает до уровня обычной частной клиники.
10 место. Клинико-диагностическая международна клиника Медика24
Многопрофильный центр онкологии и хирургии уже не первый год помогает пациентам с онкологическими заболеваниями. При этом не только на начальных стадиях, но и в случаях, когда рак обнаружили на позднем этапе. Здесь не отказываются от пациентов, которых буквально отправили доживать свои последние дни в хосписе, а стараются до последнего помочь им продлить жизнь и снять болезненные симптомы.
В клинике действует пять основных отделений: хирургическое, химиотерапевтическое, консультативно-диагностическое, отделение паллиативной медицины и центр нейрохирургии. В каждом из них есть современное оборудование для точной диагностики и качественного лечения.
В частности, в международной клинике Медика24 установлен мультидетекторный компьютерный томограф (КТ) Siemens SOMATOM Definition AS 64, который выстраивает точные трехмерные изображения, позволяя получить 64 среза за один полный оборот гентри. Для исследований с помощью магнито-резонансной томографии (МРТ) в клинике используется Siemens MAGNETOM ESSENZA мощностью 1,5 тесла.
Профессионализм врачей не вызывает сомнений: средний клинический стаж специалистов составляет 22 года, а научную степень к.м.н. и д.м.н. имеют 13 врачей. Научных публикаций по теме «онкология» — 236. Ежегодно врачи хирургического отделения проводят 2 853 операции.