Машина различий 1821 г
Ordinateur (фр.) – букв, упорядочиватель
Вокансон, Жак де (1709-1782) – французский механик. Первый из своих автоматов с часовыми механизмами – “Флейтиста” – создал в 1738 г., через год последовали “Игрок на бубне” и знаменитая “Утка” (упоминается в романе), которая не только имитировала движения настоящей утки, но также могла “есть”, “пить” и “переваривать” съеденное. Сконструировал механический шелкоткацкий станок, управлявшийся при помощи перфокарт и усовершенствованный в начале XIX в. Жаккаром.
по имени Ж.-М. Жаккара и по образцу – “якобинское”
Роst restantе (фр.) – до востребования
Эндрю Джексон (1767-1845) – генерал, седьмой президент США (1829-1837), заслужил в народе прозвище Старый Гикори, что можно перевести как “крепкий орешек”
Если считать, что хронология романа хоть немного напоминает реальную, то присутствующие на лекции Хьюстона офицеры могли знать о событиях англо-американской войны 1812-1814 гг., в частности о Новоорлеанской битве 1815 г. (мирный договор с Англией был подписан в декабре 1814 г., но до Луизианы новость еще не успела добраться), только понаслышке. Аналогично – с репликой Брайана в четвертой части романа: “Прекрасное заграждение – эти кипы хлопкa… В Новом Орлеане, там Гикори Джексон прятался точно за такими, измолотил он нас тогда по-черному…”
…полковник Фаннин… полковник Тревис… полковник Боуи… Дэвид Крокетт… – Перечисляются реальные участники сражения при Аламо (1836). Из них наиболее примечателен Дэвид Крокетт (1786-1836), фронтирмен и политик (дважды избирался в Конгресс США), еще при жизни ставший одним из любимейших героев американского фольклора. При Аламо техасские добровольцы в количестве 184 человек 13 дней выдерживали осаду мексиканской армии численностью, по разным оценкам, от 1800 до 6000 человек. При штурме генерал Санта-Ана приказал пленных не брать, и техасцев осталось в живых лишь 15 человек (в основном, женщины и дети); мексиканцы же потеряли, по различным оценкам, от 1000 до 1600 человек. Санта-Ана был вынужден затормозить наступление; это дало Хьюстону время перегруппировать силы и в конечном итоге выиграть войну (см. выше о Сан-Хасинто)
Фабианская стратегия – по имени римского полководца Фабия Кунктатора (Квинт Фабий Максим Кунктатор, ум. 203 г. до н. э.), девиз которого гласил: “Поспешай медленно”. На начальном этапе Второй Пунической войны (218-201 гг. до н. э.) выжидательная тактика Фабия позволила Риму восстановить силы и перейти в контрнаступление против карфагенской армии – вторжения Ганнибала. Термин “фабианство” означает терпеливую, осторожную политику. В 1883 г. в Англии было учреждено социалистическое Фабианское общество (к которому принадлежал, например, Бернард Шоу), выступавшее за постепенную, без революционных потрясений, передачу средств производства в руки государства
Китс, Джон (1795-1821) – знаменитый английский поэт-романтик. Его поэтическая биография занимает всего пять лет: 1816-1821. Умер от туберкулеза в Риме
Люцифер (устар.) – спичка (от лат. luciferus – светоносный). Термин введен торговцем Сэмюэ-лем Джонсом для спичек, придуманных аптекарем Джоном Уокером в 1827 г. Спички (сам Уокер называл их “конгривами” – по аналогии с пиротехнической ракетой Конгрива 1808 г.) могли зажигаться трением о любую шершавую поверхность. Современные безопасные спички, зажигающиеся только о коробок, были запатентованы шведом Йоханом Эдвардом Лундстромом в 1855 г.
Ч. П. – принятое в Великобритании сокращение от “член парламента”
Белгрейвия – фешенебельный район Лондона недалеко от Гайд-парка
Мэллори, Э. А. (1785-1902) – “удивительно долгоживущий шляпник из Новой Англии” (Эйлин Ганн, “Разностный словарь”)
Хакл-бафф – черничный напиток на ячменном отваре, нечто вроде темного пива. Согласно другим источникам, хакл-бафф – это горячий напиток из пива с добавлением бренди и яйца.
Бамбу – пунш из рома или джина с добавлением сахара и мускатного ореха
Брум – закрытый двухместный экипаж в одну лошадь
Эпсом (в данном случае “Эпсом-Дауне”) – ипподром в городе Эпсом графства Суррей.
Королевское общество (полное название “Королевское общество Лондона по повышению научных знаний”) – ведущий научный центр, выполняющий функции Академии наук; старейшее научное общество Великобритании, учреждено в 1660 г.
Колгейт. – Компания “Колгейт” (с 1953 г. – “Колгейт-Пальмолив”) действительно существует с начала XIX в., но является американской. Основана Уильямом Колгейтом, нью-йоркским свечным фабрикантом и мыловаром
Кецалькоатлус – самый крупный летающий ящер (птерозавр) и вообще самое крупное летающее существо, когда-либо жившее на Земле. Размах крыльев его достигал 15 метров, и махать ими он, конечно, не мог – только планировал. Раскопан действительно в Техасе, – но уже лишь в 1971 г. – Дугласом Лоусоном и профессором Уонном Лэнг-стоном, название получил в 1975 г. (по имени Кецалькоатля – “пернатого змея” – божества в мифологии инков и тольтеков). Для полноты картины: первые в США останки птеродактиля были обнаружены в 1871 г. вышеупомянутым Отнилом Маршем, первые в мире – в 1784 г. итальянским натуралистом Космо Алессандро Коллини в меловых породах в Баварии; название “птеродактиль” предложил в 1809 г. Жорж Кювье.
Машина различий
Попросили на радио рассказать о тексте в последнем номере журнала. Рассказываю:
— Нобелевскую премию по химии должны были бы дать в номинации «Компьютерные науки», но во времена Нобеля…
— …компьютеров еще не было, — заканчивает за меня ведущий радиостанции.
— Вообще-то была машина Бэббета. Это такой механический компьютер, из шестеренок. Даже какие-то налоги считала в Англии, кажется.
И ошибаюсь. Конечно, его звали Бэббидж. Чарльз Бэббидж. Готовый персонаж романов Жюля Верна и Герберта Уэллса, английский инженер-изобретатель, математик, путешественник. Сейчас таких уже не делают, но он родился в 1791-м и жил в те благословенные времена, когда технология пара, химии и железа стала новой европейской религией. Он занимался астрономией, спускался под воду в колоколе, придумывал безопасные паровозы, взламывал шифры, изобретал морские маяки, изучал лингвистику, строил токарные станки…
В 1812 году он придумал вычислительную машину, а в 1822-м построил ее прототип, состоящий из кучи шестеренок, которые вращали рукояткой вручную. Этот механический калькулятор назывался разностной машиной. Перфекционист Бэббидж выбил у британского правительства огромные деньги на постройку многотонного агрегата с десятками тысяч шестеренок внутри. К 1834 году полдела было сделано, но правительство сочло затею слишком дорогой и прекратило финансирование.
Вы думаете, Бэббидж остановился? Ничуть. Как раз в это время он придумал аналитическую машину — уже не калькулятор, а вполне себе механический компьютер с процессором, перфокартами и памятью в 20 килобайт. Машина Бэббиджа оказалась слишком сложной, ее так и не построили. Зато сделали несколько разностных машин, на которых с успехом работали страховые компании в XIX веке. И все. Компьютерный век наступил лишь через сто лет, я теперь легко вспоминаю имена Норберта Винера и Алана Тьюринга, а Бэббиджа путаю с Бэббитом…
Почему Европа того времени отказалась от цифрового пути и не появился дивный новый мир в стиле стимпанк, так славно описанный в книге «Машина различий» фантастов Гибсона и Стерлинга? Обычный ответ: технология обработки металла того времени не позволила создавать шестеренки с нужной точностью. Ответ и ерундовый, и правдивый одновременно: принципиальных проблем не было, но были сложные задачи, которые никто не захотел решать. Другое соображение: в то время не было запроса на такие штуки. Тоже сомнительно, если учесть, что расчеты нужны были в навигации, инженерном деле, химии, артиллерии, управлении государством… И занимались этими расчетами многие тысячи квалифицированных людей.
Вопрос нереализованных технологий и несделанных открытий сложнее, чем кажется историкам с их «история не имеет сослагательного наклонения». Могло быть иначе. Могло. И тогда, и еще много когда.
Из совсем недавнего: такую же плюху мы получили с пилотируемой космонавтикой. Пару раз слетали на Луну и бросили это дело. Сейчас мы бы добывали тяжелые металлы на Меркурии и летали за приемлемую цену на Луну, но были бы, скорее всего, избавлены от айфонов.
Можно привести и обратные примеры, когда технологии доводились до немыслимого совершенства. Ирригация в Междуречье — две тысячи лет счастья Вавилону. Римское право — вечный Рим. Английские корабли и пушки — сто лет Британия правит морями… Заканчивается тем, что приходят гунны.
А несовершенная средневековая Европа перенесла пандемию чумы в XIV веке, потеряв до половины жителей, но зато получила в результате буржуазные революции. Если представить, что противочумную вакцину использовали бы еще тогда, то и феодализм, наверное, продержался бы подольше. Я могу представить средневековую вакцинацию, потому что ничего особенно сложного в этой технологии нет. Додумался же Эдвард Дженнер до прививок коровьей оспы в XVIII веке всего лишь на основе суеверий и многолетней варварской практики прививок оспы натуральной. Без малейших представлений об иммунитете.
Могу я представить и XIX век с механическими компьютерами и их модернизацией в электрические и даже ламповые приборы. Но вот полупроводники, совместимые со стимпанком, непредставимы. Другая логика, другие скорости, другая научная основа. Мы бы до сих пор работали на лампочках, доведи Чарльз Бэббидж свои опыты до конца.
Всякое открытие, которое может быть реализовано, будет реализовано. Хорошо ли нам от этого будет, мы не знаем. Мы даже не очень представляем, что такое «хорошо». Хорошо ли, что не было серьезной медицины во время чумы? Хорошо ли, что китайцы не применяли артиллерию в войнах с Чингисханом?
Мы не знаем. Но мы знаем, что от того, какое открытие пойдет в технологию и — главное — когда оно пойдет, зависит история. В той версии, в которой мы живем.
А разностная машина Бэббиджа построена и работает безупречно. В Лондонском музее науки. С 1991 года.
18 великих изобретений в мире компьютеров и программирования
Недавно у нас с коллегами возникла дискуссия на тему первых компьютеров и программ. В разговоре вспомнились не только знаменитые ученые, такие как Чарльз Бэббидж, но и менее известных вроде Ады Лавлейс. В результате возникла идея провести исследование и составить хронологию развития истории компьютеров и программирования.
В процессе изучения различных источников обнаружилось немало любопытных фактов. Например, тот же Бэббидж технически не является изобретателем компьютера, что первым высокоуровневым языком программирования был вовсе не FORTRAN, а для CRT-мониторов использовались стилусы.
1. Первый компьютер: «Машина различий» (1821 г.)
Предшественник Аналитической машины. «Машина различий» была первой попыткой создания механического компьютера. Разработкой проекта занимался ученый Чарльз Бэббидж. Заручившись поддержкой британского правительства, он начал работать над устройством. Но из-за высокой себестоимости, финансирование было остановлено и компьютер так и не построили.
2. Первый компьютер общего назначения: «Аналитическая машина» (1834 г.)
Чарльз Бэббидж продолжил свою работу и, основываясь на полученном опыте, взялся за разработку механического компьютера. Эта машина предназначалась для автоматизации вычислений путем аппроксимации функций многочленами и вычисления конечных разностей. Благодаря возможности приближенного представления в многочленах логарифмов и тригонометрических функций, «аналитическая машина» могла быть универсальным прибором.
3. Первая Компьютерная программа: алгоритм для вычислений числа Бернулли (1841 — 1842 г.)
Математик Ада Лавлейс начала переводить отчеты своего итальянского коллеги — математика Луиджи Менабреа. Для этого она использовала все ту же аналитическую машину Бэббиджа в 1841. Во время перевода женщина заинтересовалась компьютером и оставила примечания. В одной из заметок содержался алгоритм для вычисления числа Бернулли (последовательность рациональных чисел В1, В 2, В3) аналитической машиной, которая, как полагают эксперты, была самой первой компьютерной программой.
4. Первый работающий компьютер: Z3 Конрада Цузе (1941г.)
Немецкий изобретатель Конрад Цузе стал первым, кому удалось создать работающий компьютер Z3. На основе своих первых двух моделей Z1 и Z2 ученый собрал полноценный электромагнитный программирующий компьютер, созданный на базе электронных реле. Z3 имел двоичную систему исчисления, числа с плавающей запятой, арифметическое устройство с двумя 22-разрядными регистрами, управление через 8 канальные ленты.
Предполагалось, что это будет секретный проект немецкого правительства. По большей части он разрабатывался для Института Исследований в области авиации. Правда самого Цузе мало интересовали интересы военных, ему просто хотелось создать работающую ЭВМ.
Оригинал машины Z3 был разрушен во время бомбежки Берлина в 1943 году.
5. Первая электронно-вычислительная машина: Компьютер Атанасова-Берри (Atanasoff-Berry Computer, ABC, 1942 г.)
Первое цифровое вычислительное устройство без движущихся частей. Компьютер был создан Джоном Винсентом Атанасовым и Клиффордом Берри. ABC использовался для поиска решений под одновременные линейные уравнения. Это был самый первый компьютер, который использовал набор из двух предметов, чтобы представлять данные и электронные выключатели вместо механических. Компьютер, однако, не являлся программируемым. В ABC впервые появились более современные элементы, такие как двоичная арифметика и триггеры. Минусом устройства была его особая специализация и неспособность к изменяемости вычислений из-за отсутствия хранимой программы.
6. Первая программируемая электронно-вычислительная машина: «Колосс» (1943 г.)
Компьютер «Колосс» — секретная разработка времен второй мировой войны. Он был создан Томми Флауэрсом совместно с отделением Макса Ньюмана, с целью предоставления помощи британцам в расшифровке перехваченных нацистских сообщений. Они были зашифрованы шифром Лоренца. Действия были запрограммированы электронными выключателями и штепселями. «Колосс» давал время на расшифровку сообщений от нескольких часов до недель. С помощью компьютера было расшифровано немало фашистских шифровок.
7. Первая программируемая электронно-вычислительная машина общего назначения: ENIAC (1946 г.)
ENIAC (Электронный числовой интегратор и вычислитель) — первый электронный цифровой компьютер общего назначения с возможностью перепрограммирования для решения широкого спектра задач. Финансируемый американской армией, ENIAC был разработан Электротехнической школой Мура в университете Пенсильвании. Его создавала команда ученых во главе с Джоном Преспером Экертом и Джоном Уильямом Мокли. ENIAC достигал в ширину 150 футов и мог быть запрограммирован на выполнение сложных операций. Вычисления производились в десятичной системе, компьютер оперировал числами максимальной длиной в 20 разрядов.
Интересным фактом было то, что на программирование задачи на ENIAC могло уходить несколько дней, зато решение выдавалось в считаные минуты. При перекоммутировании ENIAC «превращался» в практически новый специализированный компьютер для решения специфических задач.
8. Первый трекбол (1946/1952 г.)
Трекбол — указательное устройство ввода информации об относительном перемещении для компьютера. По сути, аналог современной компьютерной мыши. По одной из версий он был разработан Ральфом Бенджамином, когда тот работал над системой мониторинга для низколетающего самолета. Изобретение, которое он описал, включало в себя шар для управления координатами X-Y курсора на экране. Дизайн был запатентован в 1947 году, но не выпускался, потому что проект находился под грифом «секретно».
Также трекбол использовался в системе канадского военно-морского флота DATAR в 1952 году. Этот «шаровой указатель» применил Том Крэнстон.
9. Первый компьютер совместного хранения данных и программ в памяти: SSEM (1948 г.)
Манчестерская малая экспериментальная машина (англ. Manchester Small-Scale Experimental Machine, SSEM) — первый электронный компьютер, построенный по принципу совместного хранения данных и программ в памяти. Создатели — Фредерик Уильямс, Том Килберн и Джефф Тутилл были членами Манчестерского университета. Машина задумывалась, как экспериментальный аппарат для изучения свойств компьютерной памяти на ЭЛТ («трубки Уильямса»). Программы были введены в двухчастную форму, используя 32 выключателя, на продукции CRT.
Кстати, успешные испытания SSEM стали началом создания полноценного компьютера на трубках Уильямса — «Манчестерского Марка I».
10. Первый высокоуровневый язык программирования: Планкалкюль (Plankalkül, 1948 г.)
Этот язык был использован Конрадом Цузе (разработчиком первого работающего компьютера Z3). Хотя Цузе и начал создавать Plankalkül еще с 1943 года, впервые он был применен в 1948 году, когда ученый опубликовал работу на тему программирования. Правда данный язык программирования не привлек особого внимания. Первый компилятор для Планкалкюль (для современных компьютеров) был создан лишь в 2000 году профессором Свободного университета Берлина — Йоахимом Хоманом.
11. Первый ассемблер: «Начальные команды» на EDSAC (1949 г.)
Ассемблер — транслятор исходного текста программы, который преобразовывает мнемонику (низкого уровня) в числовое представление (машинный код).
Первый в мире действующий и практически используемый компьютер с хранимой в памяти программой. Программы были в мнемокодах вместо машинных, делая исходный код самым первым ассемблером.
12. Первый персональный компьютер: «Simon» (1950 г.)
Simon стал первым доступным компьютером. Он разработан Эдмундом Беркли, а построен инженером-механиком Уильямом Портером и выпускниками Колумбийского университета Робертом Дженсоном и Робертом Валлом. Simon имел систему команд и мог выполнять девять операций, в том числе два действия арифметики — сложение и вычитание, а также сравнение и выбор аргументов. Числа и команды считывались с перфоленты, а результат высвечивался на индикаторной панели. На вход могли подаваться числа в диапазоне от 1 до 255 в бинарной нотации, набитые на перфоленту.
13. Первый компилятор: A-0 для UNIVAC 1 (1952 г.)
Компилятор — программа, которая преобразовывает язык высокого уровня в машинный код. A-0 Система была программой, созданной легендарной женщиной-программистом Грейс Хоппер. Основной задачей системы было преобразование программы, определенной как последовательность подпрограмм и аргументов в машинный код. A-0 был выпущен клиентам с его исходным кодом, делающим, возможно, самое первое общедоступное программное обеспечение.
В 1952 г. у Хоппер появился готовый к работе компилятор. Ее высказывание по этому поводу:
В это не могли поверить. У меня был работающий компилятор и никто им не пользовался. Ведь мне говорили, что компьютер может выполнять только арифметические операции.
14. Первый автокод: Автокод Гленни (1952 г.)
Автокод — название группы языков программирования высокого уровня, который использует компилятор. Первый автокод был создан для серии компьютеров в университетах Манчестера, Кембриджа и Лондона. Автокод был создан одним из манчестерских сотрудников Тьюринга — Аликом Глени (собственно в его честь и назван).
15. Первая компьютерная мышь (1964 г.)
Идея компьютерной мыши пришла в голову американскому физику Дугласу Энджелбарту во время конференции на тему компьютерной графики. Он придумал устройство с парой маленьких поворачивающихся колес, которые могут использоваться для свободного перемещения курсора по экрану. Прототип был создан его ведущим инженером, Биллом Инглишем, но Инглиш и Энджелбарт никогда не получали лицензионные платежи для дизайна.
16. Первый коммерческий компьютер: Programma 101 (1965 г.)
17. Первый сенсорный экран (1965 г.)
На фото ниже — первый сенсорный экран (хоть он и мало чем похож на современные модели). Это панель с сенсорным экраном без чувствительности давления (в равной степени на любые касания экрана) с единственной точкой для контакта. В дальнейшем концепт использовался воздушными диспетчерами в Великобритании вплоть до 90-х годов.
18. Первый объектно-ориентированный язык программирования: Simula (1967 г.)
Simula — это язык программирования общего назначения, разработанный сотрудниками Норвежского Вычислительного Центра (г. Осло) Кристеном Нюгордом и Оле-Йоханом Далем для моделирования сложных систем. Учения Чарльза Ричарда Хоара про конструкции класса, языков программирования с объектами, классами и подклассами привели к созданию SIMULA 67.
Simula 67 явилась также первым языком с встроенной поддержкой основных механизмов объектно-ориентированного программирования.
Машина различий 1821 г
Если вам понравилась книга, вы можете купить ее электронную версию на litres.ru
Уильям Гибсон, Брюс Стерлинг
Композитное изображение, оптически закодированное аэропланом сопровождения трансканального дирижабля «Лорд Брюнель»: в кадре — окраины Шербура, 14 октября 1905 года.
Уберите завитки чугунной решетки балкона, и взгляду откроется кресло-каталка и сидящая в нем женщина. На никелированных спицах обращенного к окну колеса горит закатное солнце.
Артритные руки женщины, владелицы виллы, лежат на узорчатой материи, сотканной станком Жаккарда.
Руки состоят из сухожилий, тканей, сочлененных суставами костей. Время и незримые информационные процессы сплели из микроскопических волокон клеточного материала женщину.
Ее имя — Сибил Джерард.
Ее взгляд устремлен в небо, где проплывает исполинский, бесконечно прекрасный силуэт — металл, сумевший за время ее жизни разорвать путы тяготения. Предшествуя этой царственной громаде, на фоне красного горизонта ныряют и кувыркаются крошечные беспилотные аэропланы.
«Как жаворонки», — думает Сибил.
Огни дирижабля, золотые квадраты окон, мысль о человеческом тепле. Легко и естественно ее воображение рисует картину. Она слышит далекую музыку, музыку Лондона, видит прогулочную площадку дирижабля. Пассажиры пьют, завязывают мимолетные дорожные романы, возможно — танцуют.
Мысли приходят непрошено, разум строит свои перспективы, сплетая чувства и воспоминания, порождает смысл.
Она вспоминает жизнь в Лондоне. Вспоминает, как она — та, прошлая, давняя — идет по Стрэнду, торопливо огибает толпу зевак у Темпл-Бар. Все дальше и дальше разворачивается вокруг нее город Памяти — пока у стен Ньюгейта на мостовую не падает тень повешенного отца…
Словно наткнувшись на непреодолимое препятствие, память сворачивает, уходит на другой путь, туда, где всегда вечер…
15 января 1855 года.
Комната в «Гранд-Отеле», Пикадилли.
Один стул перевернут задом наперед и надежно подпирает тяжелую, граненого стекла ручку двери. Другой завален одеждой: короткая женская накидка с оборками, грубошерстная, заляпанная грязью юбка, клетчатые брюки, визитка.
У стены — широкая, ламинированная под клен кровать с балдахином, под одеялом угадываются две фигуры. Где-то вдали стиснутый железной хваткой зимы Биг-Бен проревел десять, хриплый вой каллиопы, дымное, питаемое каменным углем дыхание Лондона.
Ледяной холод простыни. Сибил вытянула ноги, нащупала ступнями керамическую, обернутую фланелью грелку. Пальцы ее правой ноги задели голень мужчины. Прикосновение вырвало его из глубокой задумчивости. Таков уж он был, этот Мик Рэдли, Денди Мик.
Она встретила Мика Рэдли на Уиндмилл-стрит, в «Танцевальной академии Лорента». Теперь, после нескольких дней знакомства, ей казалось, что Мику больше бы подошли «Келлнерз» на Лестер-сквер или даже, может быть, «Портленд румз». Он вечно что-то обдумывал, замышлял, бормотал что-то себе под нос. Умный парень, очень умный. Это ее тревожило. И миссис Уинтерхолтер тоже бы ее не одобрила: обхождение с «политическими джентльменами» требовало такта и умения держать язык за зубами, качеств, которые, по мнению миссис Уинтерхолтер, в изобилии имеются у нее самой, однако полностью отсутствуют у ее подопечных.
— И запомни, Сибил, — сказал Мик, — глазки мужикам не строить, хвостом не вертеть. С этим покончено.
Очередная сентенция. Плод его усиленных раздумий.
Сибил усмехнулась, ее лицо было наполовину скрыто одеялом. Мику нравится эта усмешка, усмешка испорченной девчонки. А насчет строить глазки, вряд ли он это всерьез. Так что лучше обратим все в шутку.
— Но не будь я такой вертихвосткой, разве была бы здесь с тобой?
— Забудь, что ты была шлюхой.
— Ты же знаешь, что я имею дело только с джентльменами.
— Это я, что ли, джентльмен? — фыркнул Мик.
— Самый что ни на есть джентльмен. — (Давай, Сибил, самое время ему польстить.) — Модный, современный. Ты же знаешь, я не люблю лордов-радикалов. В гробу я их видала.
Сибил дрожала от холода, но даже это не омрачало ее радости.
Что ни говори, тут ей выпала удача — сколько угодно бифштексов с картошкой и горячего шоколада, кровать с чистыми простынями в номере фешенебельной гостиницы. И гостиница не какая-нибудь, а самая современная, с центральным паровым отоплением, хотя, с другой стороны, Сибил охотно променяла бы беспокойное бурчание раззолоченного радиатора на жар хорошо протопленного камина.
И ведь он — симпатичный парень, этот Мик Рэдли. Упакован потрясно, карманы полные, и при этом не жмот, как некоторые. И пока что не требовал ничего необычного или противного. Сибил знала, что все это скоро кончится, поскольку Мик был приезжим джентльменом из Манчестера. Как приехал, так и уедет. Но доход с него был, и возможно, ей еще удастся растрясти его напоследок. Главное — сделать так, чтобы он привязался к ней и жалел о разлуке.
Мик откинулся на мягкие пуховые подушки и заложил безукоризненно ухоженные руки за голову с наимоднейшей, словно только-только из дорогой парикмахерской, прической. Шелковая ночная сорочка, на груди — пена кружев. Всё по первому классу. Теперь он вроде был не прочь и поговорить. Мужчины, они потом любят поговорить — в основном о своих женах.
Но Денди Мик говорил исключительно о политике.
— Так ты ненавидишь их светлостей?
— А почему бы и нет? — отозвалась Сибил. — У меня есть на то причины.
— И то правда, — медленно произнес Мик. Его взгляд, исполненный холодного превосходства, заставил Сибил зябко поежиться.
— Что ты хочешь этим сказать, Мик?
— Я знаю, почему ты ненавидишь правительство. У меня есть твой индекс.
Секундное удивление тут же сменилось страхом. Сибил резко села в постели. Во рту появился противный железный привкус.
— Ты же держишь удостоверение в сумочке, — объяснил Мик. — Я дал твой индекс одному знакомому магистрату. Он прогнал его через правительственную машину и распечатал твое боу-стритовское досье. Тра-та-та — и готово, всего-то и делов. — Он довольно ухмыльнулся. — Так что теперь я все о тебе знаю. Знаю, кто ты такая…
Она попыталась не выказать своего ужаса.
— Ну и кто же я, по-вашему, мистер Рэдли?
— Никакая ты не Сибил Джонс, дорогуша. Ты — Сибил Джерард, дочь Уолтера Джерарда, луддитского агитатора.
Он вторгся в ее тайное прошлое.
Жужжание невидимых механизмов, прядущих нить истории.
Мик наблюдал за ее лицом и улыбался. И Сибил вдруг вспомнила этот взгляд. Точно такой, как тогда в заведении Лорента, когда он впервые высмотрел ее в переполненном танцевальном зале. Алчущий взгляд.
— И давно ты это знаешь? — Голос у нее дрогнул.
— Со второй нашей ночи. Ты же знаешь, что я сопровождаю генерала. Генерал — человек важный, а у всякого важного человека есть враги. Как его секретарь и доверенное лицо, я не имею права рисковать с незнакомыми людьми. — Маленькая, хищная рука Мика легонько тронула ее за плечо. — Ты могла оказаться чьим-нибудь агентом. Мною двигали исключительно деловые соображения.
— Шпионить за беспомощной девушкой, — выдавила она наконец. — Ну и ублюдок же ты!
Но ругань, похоже, ничуть его не задела — он оставался холодным и жестким, словно судья или лорд.
— Если я и шпионю, девочка, то лишь в своих собственных целях. Я не стукач и не прихвостень властей, чтобы смотреть свысока на революционера, каким был Уолтер Джерард. Как бы там ни называли его теперь наши радикальнейшие лорды, твой отец был героем.
Мик чуть поерзал, устраиваясь поудобнее.
— Уолтер Джерард — он был моим героем. Я видел его в Манчестере на митинге, он говорил о правах трудящихся. Это было незабываемо — мы глотки надсаживали криком «ура!». Старые добрые «Адские коты»… — В голосе Мика вдруг прорезались простонародные манчестерские интонации. — Ты слыхала когда про «Адских котов»? В те времена, давно.
— Уличная банда, — пожала плечами Сибил. — Манчестерские хулиганы.
— Я бы предпочла, чтобы вы не говорили о моем отце, мистер Рэдли.
Мик раздраженно помотал головой.
— Когда я услышал, что его судили и повесили… — (слова, от которых всегда леденело ее сердце), — мы с ребятами похватали факелы и ломы и буквально взбесились, пошли все крушить… Во славу Неда Лудда, девочка! Сколько ж это лет прошло… — Он потрогал свою кружевную грудь. — Я редко рассказываю эту историю. У машин правительства долгая память.
Теперь все стало понятно — и щедрость Мика, и его сладкие речи, и загадочные намеки о тайных планах и лучшей участи, о крапленых картах и тузах в рукаве. Он дергал ее за ниточки, превращая в свою марионетку. Для человека вроде Мика дочь Уолтера Джерарда — заманчивая добыча.
Сибил откинула одеяло и встала. Зябко ступая по ледяным половицам, перебежала в рубашке к стулу и начала торопливо рыться в груде одежды. Накидка с оборками. Жакетка. Огромная клетка кринолина. Белая кираса корсета.
— Возвращайся в постель, замерзнешь, — лениво окликнул ее Мик. — Не психуй. — Он покачал головой. — Все не так, как ты думаешь, Сибил.
Упорно не оборачиваясь, она продолжала сражаться с корсетом возле окна, где сквозь обмерзшее стекло сочился с улицы свет газового фонаря. Быстрым привычным движением накрепко затянула ленты.
— А если даже и так, — задумчиво продолжал, наблюдая за ней, Мик, — то лишь в небольшой степени.
— Кому ты обо мне рассказал?
— Ни единой душе, — ответил Мик, — ни даже моему другу генералу. Я не собираюсь доносить на тебя. Никто еще не обвинял Мика Рэдли в болтливости. Так что возвращайся в постель.
— Не вернусь. — Сибил выпрямилась, ее босые ноги едва не примерзали к полу. — Сибил Джонс — она могла делить с тобой постель, но дочь Уолтера Джерарда — личность значительная!
Мик удивленно сморгнул, задумался, потирая подбородок, а затем кивнул:
— О сколь горька моя утрата, мисс Джерард. — Он сел в постели и театрально указал на дверь. — Так надевайте же свою юбку и ботиночки, мисс Джерард, и мотайте отсюда со всей вашей значительностью. Хотя, с другой стороны, будет очень жаль, если вы уйдете. Умная девушка мне бы ой как пригодилась.
— Да уж не сомневаюсь, — бросила Сибил, но помедлила. Этот негодяй явно намеревался разыграть еще какую-то карту, это было написано у него на лице.
Мик усмехнулся, глаза его превратились в узкие щелочки.
— Ты бывала когда-нибудь в Париже, Сибил?
— Париж? — Ее дыхание застывало в воздухе белыми облачками.
— Да, — кивнул Мик, — в беззаботном и чарующем Париже. Именно туда отправится генерал по завершении лондонских лекций. — Он поддернул кружевные манжеты. — А для чего ты мне нужна, я пока не скажу. У генерала далекоидущие планы. И правительство Франции оказалось перед определенными затруднениями, которые требуют помощи экспертов… — Он торжествующе осклабился. — Но, похоже, я тебя утомляю, а?
Сибил переступила с ноги на ногу.
— Ты возьмешь меня в Париж? — медленно проговорила она. — Честно, не врешь?
— Честнее не бывает. Можешь проверить, в кармане моего пальто лежит билет на паром из Дувра.
В дальнем углу стояло гобеленовое кресло; подойдя к нему, Сибил взяла пальто Мика. Пытаясь унять безудержную дрожь, накинула пальто на плечи. Прекрасная мягкая шерсть, надеть такое — все равно что закутаться в теплые деньги.
— Посмотри в правом кармане, — подсказал Мик. — В бумажнике. — Его, похоже, забавляло, что она ему не верит.
Сибил опустила озябшие руки в карманы. Глубокие, с плюшевой подкладкой…
Ощутив левой рукой жесткий холод металла, она машинально вытащила кургузый многоствольный дерринджер. Ручка из слоновой кости, замысловатое поблескивание стальных курков и латунных патронов. Короткий, с ее ладонь, но тяжелый.
— Вот это ты зря, — нахмурился Мик. — Будь добра, положи его на место.
Сибил убрала опасный предмет, осторожно, но быстро, словно это был живой краб. В другом кармане она нашла футляр из красного сафьяна, внутри были визитные карточки, деловые и личные, с машинной гравировки портретом Мика, под ними лежали расписание лондонских поездов и тисненый прямоугольник жесткого кремового пергамента — билет первого класса на «Ньюкомен» из Дувра.
— Но ведь тебе понадобится два билета. — Она помедлила. — Если ты действительно думаешь взять меня с собой.
— Да, — согласно кивнул Мик, — и второй билет на поезд из Шербура. Нет ничего проще. Можно заказать по телеграфу, прямо от портье.
Сибил снова поежилась и плотнее закуталась в пальто, Мик рассмеялся:
— Я никогда не была с мужчиной, который бы знал, что я Сибил Джерард, — неохотно объяснила Сибил.
Вранье, конечно же. Был еще Эгремонт — человек, который ее обесчестил. Уж он-то прекрасно знал, кто она такая. Но Чарльз Эгремонт не имел уже ровным счетом никакого значения — он жил теперь в совершенно ином мире со своей респектабельной, не в меру спесивой женой, своими респектабельными детьми и своим респектабельным местом в парламенте.
И Сибил вовсе не шлялась с Эгремонтом. Слово какое-то не то. Впрочем, здесь трудно провести грань…
А еще она видела, что свежеизобретенная ложь Мику нравится. Щекочет его самолюбие.
Мик открыл серебряный портсигар, извлек оттуда черуту и закурил от маслянисто вспыхнувшей многоразовой спички, наполнив комнату сладковатым запахом вишневого табака.
— Значит, теперь ты меня стесняешься? — спросил он через пару секунд. — Так, пожалуй, даже лучше. То, что я знаю, дает мне чуть больше власти над тобой, чем одни деньги. — Его глаза сузились. — Ведь важно то, что ты знаешь, верно, Сибил? Это нечто большее, чем земля, или деньги, или высокородное происхождение. Информация. Самое то.
Сибил испытала мгновенный приступ ненависти к Мику, к его спокойствию и самоуверенности, — чистейшее негодование, резкое и первобытное. Но она подавила в себе это чувство. Ненависть поникла, теряя остроту, обращаясь в стыд. Ведь она ненавидела этого человека только за то, что он ее знает, знает по-настоящему. Он знает, как низко пала Сибил Джерард, знает, что она была когда-то образованной девушкой с манерами и изяществом под стать любой леди.
В детстве, в дни отцовской славы, Сибил вдосталь насмотрелась на таких, как Мик Рэдли. Фабричная голытьба, пятачок пучок в базарный день, эти остервенелые мальчишки сбивались вокруг отца после каждой его зажигательной речи, делали все, что он ни прикажет. Развинчивали рельсы, срывали клапаны паровых машин, вращающих ткацкие станки, гордо складывали к отцовским ногам каски поверженных полисменов. Они с отцом бежали из города в город, зачастую по ночам. Ночевали в подвалах, на чердаках, в безликих меблированных комнатах, скрываясь от радикальской полиции и кинжалов других заговорщиков. И иногда, возбудившись от своих речей, отец брал Сибил за плечи, обещал ей весь мир. Она станет жить госпожой в зеленой и тихой Англии, когда Король Пар будет наконец низвержен. Когда Байрон и его промышленные радикалы будут бесповоротно разбиты…
Но пеньковая веревка заставила отца умолкнуть. Радикалы все правили и правили, идя от триумфа к триумфу, перетасовывая мир, как колоду карт. И вот теперь Мик Рэдли вознесся в этом мире, а Сибил Джерард пала.
Она стояла и молчала, кутаясь в пальто Мика. Париж. Огромное искушение. От одной лишь мысли, а вдруг Рэдли не врет, кружилась голова. Сибил заставила себя задуматься о том, что будет, если она оставит свою жизнь в Лондоне. Это была дурная, жалкая, убогая жизнь — и все же не совсем безнадежная. Ей еще было что терять. Меблированная комната в Уайтчепеле и милый Тоби, ее кот. И была еще миссис Уинтерхолтер, которая знакомила девушек с политическими джентльменами. Миссис Уинтерхолтер, хоть и сводня, ведет себя как леди и вполне надежна, таких еще поискать. И еще она потеряет двух своих постоянных джентльменов, мистера Чедвика и мистера Кингсли, каждый из которых навещает ее дважды в месяц. Что ни говори, постоянный заработок, спасающий ее от улицы. Но у Чедвика в Фулеме ревнивая жена, а у Кингсли Сибил украла лучшие его запонки, это ж надо быть такой дурой. И он догадывается, чьих рук это дело.
И ни один из них не швыряет деньги так свободно, как Денди Мик.
Она старательно изобразила улыбку:
— Какой же ты, Мик Рэдли, чудной. Сам ведь знаешь, что можешь вертеть мною как хочешь. Может, я сперва на тебя и взъелась, но не настолько уж я придурочная, чтобы не распознать настоящего джентльмена с первого взгляда.
Сибил послушно легла.
— Мамочки, — сказал он, — у тебя же не ноги, а просто ледышки! Почему ты не носишь комнатные туфли? — Он решительно потянул ленты корсета. — Комнатные туфли и черные шелковые чулки, — продолжал он. — Черные чулки — высший шик, особенно в постели.
Аароновский приказчик, стоявший за дальним концом застекленного прилавка, окинул Сибил холодным взглядом. Высокий и надменный, в щегольском черном сюртуке и до блеска начищенных ботинках, он чувствовал, что тут что-то не так, прямо нюхом чуял. Сибил ждала, пока Мик расплатится, чинно сложив руки перед собой и украдкой постреливая глазами из-под голубых рюшей капора. Под ее юбкой, в каркасе кринолина, притаилась шаль, украденная, пока Рэдли примерял цилиндры.
Сибил легко научилась воровать сама, безо всякой посторонней помощи. Тут необходима выдержка, это главное. И нахальство. Не смотри ни направо, ни налево — просто хватай, задирай подол и прячь. А потом стой себе с постной физиономией, словно барышня из приличных на утренней службе.
Приказчик потерял к ней интерес, теперь он пялился на толстяка, теребившего подтяжки муарового шелка. Сибил быстро проверила юбку. Нет, вроде не выпирает.
Юный прыщавый клерк с чернильными пятнами на пальцах ввел индекс Мика в кредитную машину. Вжик, щелк, поворот рычага с ручкой из черного дерева — и готово. Он протянул Мику отпечатанный чек, завернул покупку в хрустящую зеленую бумагу и обвязал шпагатом.