можно ли говорить что в россии начинается экономический рост

Экономический рост: факторы, показатели, темпы в России

Что такое экономический рост страны? Чем он характеризуется? Как понять, что происходит рост экономики? В этой статье я простыми словами объясню вам основные показатели и факторы экономического роста, как и где их можно увидеть, чем измерить темпы экономического роста, как сейчас обстоят дела с ростом экономики в России, и дам много другой интересной и полезной информации по данному вопросу. Итак, начнем.

Что такое экономический рост?

Любая экономика циклична и в своем развитии периодически проходит четыре стадии, одной из которых и является экономический рост. Рост экономики начинается после прохождения ей стадии экономического дна и продолжается до наступления пика, после чего начинается фаза спада.

Как определить, что начался экономический рост? Если рост финансового состояния человека мы замечаем, прежде всего, по росту его доходов, то у государства все точно так же: рост экономики происходит, когда растут доходы государства.

Экономический рост — это одна из стадий развития экономики, при которой доходы государства в каждом последующем отчетном периоде становятся больше, чем в предыдущем.

Разумно понимать, что на состояние экономики оказывает свое влияние не только доходная, но и расходная часть бюджета, однако, стадии экономического цикла принято разграничивать, исходя именно из доходной части.

Факторы и показатели экономического роста

Поскольку главным фактором экономического роста является повышение доходов государства, то главный показатель — именно тот, который характеризует эти доходы. И он носит название ВВП (Валовый Внутренний Продукт).

ВВП — это показатель, характеризующий совокупную стоимость товаров и услуг, официально произведенных государством и всеми хозяйственными субъектами внутри него. То есть, это денежный эквивалент всех проданных товаров и услуг, отображенных в отчетности предприятий и предпринимателей.

Примечательно, что один и тот же товар может быть учтен при расчете ВВП несколько раз. Например, если он много раз перепродавался или трансформировался в процессе переработки.

Допустим, производитель выпускает товар, продает его крупнооптовому покупателю, тот продает мелкоопотовому, тот — розничному магазину, магазин — потребителю.

Или компания добывает нефть, продает переработчику, тот изготавливает бензин, продает оптом, оптовик продает заправочным станциям, заправки — потребителям.

В обоих случаях каждая стоимость продажи товара включается в показатель ВВП.

ВВП рассчитывается в национальной валюте государства, а также может рассчитываться в долларах как основной мировой валюте. Именно в долларовом эквиваленте сравнивают ВВП и его динамику по разным странам мира. Так вот, более точно экономический рост будет отображать ВВП в долларах. И может возникнуть ситуация, когда в национальной валюте ВВП немного вырос, а в долларовом эквиваленте сильно упал из-за девальвации. В этом случае говорить об экономическом росте я бы не стал.

Есть и другие показатели экономического роста. Например, уровень инфляции, уровень безработицы (эти показатели при росте экономики снижаются). Более подробно я описывал их в статье Экономика страны.

Виды экономического роста

В зависимости от главных факторов экономического роста можно выделить два его вида.

Означает ли рост экономики страны улучшение благосостояния ее граждан?

Кажется логичным, что когда происходит экономический рост страны, одновременно улучшается финансовое состояние всех его граждан. Однако, это не совсем так.

Прежде всего, благосостояние граждан точнее отражает не просто ВВП, а ВВП на душу населения.

ВВП на душу населения — это показатель, характеризующий, какая доля общегосударственного ВВП приходится на каждого ее жителя. Чем выше этот показатель — тем лучше финансовое состояние граждан страны.

Можно провести простую аналогию с семьей. Допустим, доход семьи — 100 тысяч рублей. Если семья всего из двух человек — это вполне неплохо. А если в этой семье, допустим, 8 человек — это уже в корне меняет ситуацию, дохода может оказаться недостаточно.

Именно поэтому улучшение благосостояния граждан будет показывать не рост ВВП, а рост ВВП на душу населения. И могут возникать ситуации, когда эти показатели меняются в разных направлениях.

Кроме того, рост благосостояния людей начинается, как правило, не одновременно с экономическим ростом, а с опозданием на какое-то время, которое может составлять от нескольких месяцев до нескольких лет, в зависимости от ситуации.

Таким образом, в целом экономический рост страны носит позитивный характер для каждого ее жителя, но этот позитив весьма условный и отложенный во временном пространстве.

Происходит ли экономический рост в России?

И в заключение рассмотрим ситуацию в РФ. В последние периоды наблюдается небольшая положительная динамика ВВП, поэтому в СМИ нам часто говорят и пишут о том, что в России начался экономический рост, и дно экономики уже пройдено. Так ли это на самом деле?

Чтобы дать ответ на этот вопрос, давайте рассмотрим показатели ВВП в рублях, долларах и на душу населения за последние 10 лет.

Что мы видим из этой таблицы? Если рассматривать динамику ВВП в рублях, то с 2009 года наблюдается непрерывный экономический рост. Это типичный пример того, что анализ ВВП в национальной валюте — совершенно не показывает реальной картины.

Реальную картину по динамике ВВП мы видим в долларовом эквиваленте. После спада в 2009 году экономический рост в России наблюдался с 2010 по 2013 годы, после чего последовал новый, очень сильный спад. С 2013 по 2016 год ВВП в долларах упал в 1,66 раза. Однако, в 2017 году действительно уже зафиксирован экономический рост, даже в долларовом эквиваленте. Но фактический объем ВВП в 2017 году, если рассматривать ситуацию до спада, находится пока только немного выше уровня 2010 года.

Если же рассмотреть показатель ВВП на душу населения в долларах (а это самое главное, что должно интересовать каждого жителя страны), то здесь также с 2013 года вы видим планомерное падение, а в 2017 — уже рост. И в сравнении с докризисным периодом, нынешний показатель находится пока только на уровне 2009 года.

Просто для сравнения. ВВП на душу населении в России в 2017 году — 8664 тыс. долларов. Мировым лидером по этому показателю стал Люксембург, там он составил 108005 тыс. долларов (более, чем в 10 раз выше). В Швейцарии — 79348 тыс. долларов, в Норвегии — 72046, в Катаре (нефтяное государство) — 67270, в США — 58952, в Дании — 55068 и т.д. Даже, например, в Словении показатель составил 22072 тыс. долларов, в Эстонии — 19350, в Греции (недавно пережившей масштабнейший экономический кризис) — 18873, в Чехии — 18104. Россия по этому показателю не вошла даже в ТОП-50 стран мира.

Почему так происходит? Прежде всего, потому что предшествующий экономический рост был экстенсивного типа. Рост ВВП происходил благодаря растущим ценам на нефть и наращиванию добычи, а не модернизации технологий. Соответственно, когда цены на нефть начали падать, плюс к этому добавились и постепенно ужесточаются санкции, российская экономика претерпела сильный спад.

Исправить ситуацию коренным образом может только переход от экстенсивного к интенсивному пути развития, а также в контексте нынешней ситуации — изменение внешней политики и, как следствие, снятие санкций: страна не может успешно развиваться, будучи экономически отгороженной от мира. Результат прежнего пути развития мы уже видим.

На этом все. Теперь вы имеете представление о том, чем характеризуется экономический рост страны, каковы его основные показатели и факторы, каких видов он бывает, как отражается на уровне жизни населения, как происходит рост экономики в России.

Оставайтесь на Финансовом гении и повышайте свой уровень финансовой грамотности. Увидимся на страницах сайта!

Источник

Прожектор перестройки: что мешает российской экономике расти

Однажды я спросил влиятельного японского экономиста, как Япония с ее экономическим чудом, едва не ставшая первой экономикой мира, столько лет живет в депрессии. Он ответил: «Что такое темп роста? Это движение между той точкой, в которой вы находитесь, и той, куда вы хотите попасть. Япония достигла этой точки, мы вышли на то качество жизни, которое нам нужно. Куда нам бежать?».

Бывают низкие темпы роста, которые говорят не о застое, а о достижении поставленных целей, но это не наш случай. Для России 1% или 2% неприемлемы прежде всего потому, что это ниже среднемировых темпов роста. Мы же участники гео­политической конкуренции, и если мы растем медленнее других, наша доля сжимается. СССР производил 10% глобального валового продукта, а с союзниками — 19%. И конкуренцию проиграл. Сейчас мы — 1,7% и становимся все меньше и меньше.

Есть вторая причина, которая касается внутренней жизни России, и она важнее. У нас сейчас реально располагаемые доходы населения на 10% ниже, чем в 2013 году. А экономика эти годы медленно, но росла. Дело в том, что Россия относится к странам с рентоориентированными (или экстрактивными) институтами, как, кстати, и большинство стран мира. Это означает, что элиты смогли огородить для себя разные источники ренты и никого к ним не подпускают. С населением делятся уже после того, как значительная доля ренты перехвачена. Поэтому, пока рост не достигнет 3–4%, доходы обычных граждан могут падать.

Такая ситуация, как говорят экономисты, приводит к потерям «мертвого груза» (deadweight loss). Монополизм, высокий уровень коррупции, низкий уровень доверия в обществе — все это повышает трансакционные издержки. Так мы и остаемся с 1–2% роста в год, что неприемлемо с разных сторон. С точки зрения внутренней гармонии, геополитической конкуренции и социальных разрывов. И скажем прямо, перспективы выхода на 3–4% роста неочевидны. Не говоря уже о тех 6–7%, которые порадовали нас в нулевые.

Весной вышел доклад фонда «Либеральной миссии», в котором коллеги говорят о серьезных рисках нового застоя двадцатых годов XXI века, который закончится структурным кризисом тридцатых, — экономисты так мягко выражаются, чтобы не пугать публику. Речь идет о коллапсе по типу того, что мы испытали в конце 1980-х — начале 1990-х годов.

Что греха таить, окружающая нас обстановка похожа на 1980-е годы, тогда тоже рост был в пределах статистической ошибки. Мне кажется, что осознание трудности ситуации есть и наверху, и внизу, и, конечно, сбоку — в экспертном сообществе. Выходить надо, тьма в конце тоннеля — это нехорошо. Но как?

Самое правильное: реформировать мешающие расти институты, отменить преференции, убрать барьеры для конкуренции и тем самым поднять темпы роста экономики. Но это дело небыстрое. Существует много разных групп, которые живут за счет ренты, отнюдь не только элиты. Это нужно учитывать, иначе перестройка получится слишком конфликтной. Второй вариант, который и предлагают авторы доклада: поскольку изнутри меняться больно, надо использовать внешние факторы. Расширять экспорт, например, за счет европейских технологий и пока еще высокого качества человеческого капитала производить товары для азиатских стран.

Но сейчас 97 стран мира — это больше 50% мирового ВВП — ввели санкции против России. Нужен политический выбор, причем не только с нашей, но и с той стороны. Есть признаки, что ускорение экономики за счет внешних рынков кажется властям более привлекательным, чем достаточно болезненные внутренние реформы. Есть некоторые перспективы деэскалации отношений с США, но поворот если и будет, то очень осторожный и постепенный. В таких условиях правительство работает над стратегией действий до 2030 года. Скептики говорят, что в Белом доме слишком увлеклись дирижистскими методами и надеются разогнать экономику с помощью крупных инвестиционных проектов. Отчасти с этим соглашусь, но надо учитывать, что существует своего рода цикличность в экономической политике. Иногда правительства используют неокейнсианские приемы стимулирования спроса, увлекаются госинвестициями.

Такой метод ускорения экономики у нас не пробовали, а либеральные вроде бы пробовали. Они имеют видимые результаты. Эльвира Набиуллина обещала инфляцию до 4% и держала ее не один год, но добиться нужных темпов роста это не помогает. Так что переход к дирижистским методам был предсказуем. Но есть еще два направления изменений, которые очевидно готовит правительство. Это трансформация работы ведомств, по образцу той, которую Михаил Мишустин провел в налоговой службе. И это вполне вписывается в либеральную повестку, так как может улучшить институциональную среду для граждан и бизнеса.

Второе направление — попытка правительства стимулировать развитие в России «креативной экономики». Прежняя попытка инновационного скачка — создание в 2005–2007 годах институтов развития — была основана на заимствовании хорошо работающих англосаксонских институтов, таких как венчурные фонды. В России вышла «демоверсия». Потому что на Западе избыток частного капитала, а у нас капитал в основном государственный.

При этом мы имеем избыток качественного человеческого капитала, плохо применяемого нашей экономикой. И здесь мы снова возвращаемся к качеству институтов. Не надо забывать, что у нас силовые службы не контролируются правительством, но при этом генерируют высокие, а главное, непредсказуемые трансакционные издержки. Важное отличие успешных от неуспешных стран в том, что в успешных странах силовые структуры не поделены между конкурирующими группами, а контролируются коллегиально, хотя бы так, как это было в СССР с 1953 по 1991 год. Это позволяет предсказывать издержки, возникающие от действий силовиков. Пока же из-за «разорванной» институциональной среды мы если и решаем экономические задачи, то в четверть силы.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора

Источник

Почему за 20 лет Россия так и не перешла от стагнации к развитию

Уроки минувших десятилетий российские власти усвоили плохо – они научились преодолевать кризисы и обеспечили макроэкономическую стабильность, но им не удается решить более сложную задачу – вывести экономику на траекторию развития.

От кризиса к кризису

20 лет назад, в 1999 г., Россия выбиралась из тяжелейшего кризиса, обернувшегося дефолтом, глубоким экономическим спадом, обесценением рубля, падением доходов. Девальвация и высвободившиеся мощности дали экономике импульс – рост на 6,4% в 1999 г. и на 10% в 2000 г.

Выбираясь из кризиса, власти готовили реформы – рассчитанную на 10 лет программу Германа Грефа. Были проведены пенсионная и налоговые реформы, включая введение «плоской шкалы» подоходного налога, приняты Трудовой, Земельный и Бюджетный кодексы, начались переговоры о присоединении России к ВТО и создании Таможенного союза. Это были основные достижения начала 2000-х гг., вспоминает профессор Высшей школы экономики (ВШЭ) Олег Вьюгин, работавший первым замминистра финансов и первым зампредом ЦБ: эффективная налоговая реформа, начало реализации программы Грефа, приватизация и заявление президента Владимира Путина о верховенстве права позволили восстановить доверие бизнеса к власти, придали уверенности частному сектору, что спровоцировало приток капитала в страну. В 2000-е гг. шел восстановительный рост, опиравшийся на первые итоги рыночных реформ и растущие нефтяные доходы, указывала директор Центра развития ВШЭ Наталья Акиндинова.

Нефтяными долларами власти оплатили себе право на бездействие: реформы отошли на второй план. Резервы стали «мощным фактором торможения модернизации, поскольку позволяли снижать социальную напряженность за счет замедления реструктуризации предприятий-банкротов», писали в 2012 г. ректор РАНХиГС Владимир Мау и научный руководитель ВШЭ Евгений Ясин в докладе о рыночных реформах. Программа Грефа, по его собственным оценкам, была выполнена примерно лишь на треть. От нее фактически отказались, вспоминает Вьюгин. Началось усиление централизации власти – прямые выборы губернаторов были заменены их назначением, права местного самоуправления ограничены, а контроль за бизнесом ужесточался. Отношение властей к верховенству закона и опоре на частный сектор в развитии экономики стало меняться, констатирует Вьюгин: у них появилось желание контролировать частный бизнес и привлекать его к финансированию, в том числе теневому, политических задач. Переломной точкой стало дело ЮКОСа, когда в 2003 г. были арестованы и затем осуждены Михаил Ходорковский и Платон Лебедев, а активы компании достались «Роснефти». Начала реализовываться линия на господство государства во всех стратегических секторах, писали Ясин и Акиндинова.

Повышение роли государства проявлялось по крайней мере в трех формах: расширение госсобственности, рост бюджетных доходов и расходов, компенсация недоверия к бизнесу и финансовым институтам за счет развития государственных финансовых структур, перечисляли Мау и Ясин. Целью новой политики стало повышение контроля государства над финансовыми потоками и экономикой в целом, все больше власти полагались на инвестиции бюджета.

Проявлением этого курса стало создание госкорпораций (в 2007 г. появились «Ростех», «Роснано», «Росатом», ВЭБ.РФ, Фонд ЖКХ и «Олимпстрой». – «Ведомости»), получивших ресурсы в виде активов и денег. Только в 2007 г. на их капитализацию было направлено более 600 млрд руб.

Движение экономики, запущенное позитивными ожиданиями, по инерции продолжалось вплоть до 2008 г., замечает Вьюгин. К 2008 г. экономика страны вышла на пик – ВВП составил 108% к 1990 г. Но впереди ее ждал новый шок – мировой финансовый кризис 2008–2009 гг.

Накопление проблем

Властям пришлось переходить от политики «управления ростом благосостояния» к борьбе с кризисом и его последствиями, писал Мау. В банковскую систему было влито более 5 трлн руб., крупнейшим компаниям были предоставлены госгарантии, ВЭБу – средства для поддержки фондового рынка и т. д. Была снижена федеральная часть налога на прибыль (что позволило предприятиям сэкономить почти 500 млрд руб.), изменены правила амортизации, удалось предотвратить банкротство системообразующих предприятий. Вместе с увеличившимися расходами (примерно на 660 млрд руб. в 2009 г.) всего на бюджетное стимулирование в 2008–2009 г. власти потратили более 2 трлн руб.

Весной 2009 г. цены на нефть вновь начали расти, а мировая экономика – восстанавливаться. Вслед за этим начался восстановительный рост и в России. После падения на 7,8% в 2009 г. ВВП страны увеличился на 4,5% в 2010 г., а затем рост стал затухать – и даже дорогая нефть уже не могла поддержать экономику. Со стороны внешнего спроса поддержки тоже не оказалось. Если за четыре докризисных года (2005–2008 гг.) рост мировой экономики составлял в среднем 4,9% в год, то за четыре посткризисных (2010–2013 гг.) – 3,8%, причем все четыре года его скорость падала. Ухудшение внешнеэкономической конъюнктуры привело к падению прибыли предприятий, нехватка ресурсов резко ограничила возможности финансирования инвестиционных программ: в 2013 г. инвестиции в основной капитал упали впервые с 2009 г. Расходы бюджета, возросшие в предвыборные 2011–2012 годы, в реальном выражении начали сокращаться.

Стало понятно, что докризисная модель роста 1999–2008 гг., основанная на потребительском спросе, себя исчерпала. Требовалось переходить на инвестиционную модель и принимать трудные политические решения – провести масштабную приватизацию и принять меры для улучшения инвестиционного климата, указывал Мау. Частично такие задачи попали в программу ставшего в 2008 г. президентом Дмитрия Медведева. С его приходом появились новые надежды, вспоминает Вьюгин: были декриминализированы отдельные статьи Уголовного кодекса, обещано, что в основе политики государства будет лежать принцип «свобода лучше, чем несвобода». Была принята программа приватизации, совершенствовалась судебная практика по бизнес-спорам, была создана группа экспертов для анализа дела ЮКОСа, госкорпорации было предложено преобразовать или ликвидировать, создавался международный финансовый центр.

В итоге из кризиса экономика вышла в тупик. Проблемы копились и не решались, перечисляли экономисты, участвовавшие в разработке Стратегии-2020: «демографический крест» – сокращение числа занятых при росте числа пенсионеров, «ножницы конкурентоспособности» – высокие издержки при слабых институтах, «институциональные разрывы» – отсталые институты при высоком качестве человеческого капитала и «сырьевая зависимость». Россия получила слишком слабый пинок, чтобы очухаться, все более-менее обошлось, говорил Ясин, было бы больше пользы от более серьезных испытаний, которые мог принести экономический кризис.

Российская экономика 1999–2019

ИСТОЧНИКИ: «ЭКСПЕРТ РА», «ВЕДОМОСТИ»

Стабильно без развития

Кризис сильно ударил по людям: девальвация вкупе с ограничением предложения продовольствия из-за антисанкций спровоцировали инфляционный шок – ускорение роста цен до 11,4% к концу 2014 г. ЦБ ответил введением в конце ноября плавающего курса рубля, а затем был вынужден экстренно повысить ключевую ставку до 17%.

Реальные располагаемые доходы россиян начали падать уже в 2014 г., на следующий год падение ускорилось до 3,2% и 5,9% в 2016 г. Пытаясь сохранить привычный уровень потребления, люди начали копить долги, что привело к сильному росту потребительского кредитования – с 2018 г. доля обязательных платежей домохозяйств по необеспеченным потребительским кредитам увеличилась с 7,5 до 8,4% доходов, а доля домохозяйств с кредитами превышает 40%.

Внезапным для избирателей стало решение о повышении пенсионного возраста, с помощью которого власти рассчитывают получить ресурсы для увеличения пенсий, снижения нагрузки на бюджет, увеличения рабочей силы в экономике. За внезапность решения Кремль заплатил ростом протестных настроений населения.

Несмотря на внешнее сходство с кризисами 1998 и 2008 гг., последний спад оказался куда глубже и сложнее. Его можно сравнить лишь с трансформационным периодом 1990-х гг., писала Акиндинова. Россия попала в «ловушку среднего дохода», объясняет замдиректора Центра развития ВШЭ Валерий Миронов: быстро растущие экономики обычно замедляются, когда исчерпывают «преимущества отстающего» – получение большей прибыли из-за низких издержек. Аналитики «Ренессанс капитала» предрекали России 10 лет (до 2023 г.) роста темпами не выше 2% в год. Пока реализуется именно такой сценарий – по прогнозу Минэкономразвития, с 2021 г. темпы роста экономики превысят 3%, но большинство экспертов в это не верят. Только один из 25 аналитиков, опрошенных ВШЭ, надеется на 3%-ный рост ВВП, и то лишь в 2024–2025 гг.

Из-за неоправдавшихся надежд на реформы сформировался кризис доверия к государству, констатировали аналитики Всемирного банка. Единственным успехом властей стали макроэкономические реформы – переход к таргетированию инфляции, стабилизация бюджетных расходов и новое бюджетное правило, перечислял Гуриев. «Но макростабильность – это еще не рост», – предупреждала председатель ЦБ Эльвира Набиуллина этим летом. Бюджетного ресурса тоже недостаточно: госинвестиции не могут подменить частные. Чтобы они росли, бизнес должен быть готов рискнуть собственными деньгами, объясняла она, «а готовность взять на себя этот риск напрямую зависит от пресловутого инвестиционного климата», но теперь эти слова «иногда похожи на крик отчаяния». «Нужны жесткие ограничения даже на скрытую экспансию госсектора и регулятивный раж, придется возобновить реальную приватизацию и развитие фондового рынка», – указывает главный экономист «Эксперт РА» Антон Табах.

Вера в справедливость, частное предпринимательство подорвана, взамен установлен полный административный контроль над судебной системой, которая, казалось, должна была обеспечивать соблюдение законов, описывает состояние инвестиционного климата Вьюгин: в ответ частный сектор куда осторожнее принимает решения об инвестициях, а ставка на госинвестиции все больше растет. Дальнейшее изменение системы невозможно без изменений самой ее сути, говорил федеральный чиновник: без изменения политической ситуации, конкуренции, без устранения неравенства и несправедливости в распределении ресурсов.

Источник