Отец и дочь на мотоцикле
Родители 6-летней мотоспортсменки: «Страшно, когда дочь на скорости улетает в отбойник»
6-летняя Сильвия не представляет жизнь без скорости, тренировок и своих четырех мотоциклов. Ради возможности выйти на трек девочка готова и в комнате навести порядок, и почитать. Ее папа Александр рассказал, почему отдал дочь в такой суровый вид спорта и о чем он думает, когда она проносится мимо него со скоростью 100 км/ч.
Накануне 8 Марта Дети Mail.ru рассказывают о четырех обычных, но при этом совершенно удивительных девочках. Их силе духа и упорству позавидуют многие взрослые люди. Все истории можно прочитать здесь.
Мерзла, но ехала
Сильвии было 5 лет, когда мы ехали по Италии на машине, и вдруг вдалеке показался картинг, по которому гоняли на маленьких мотоциклах ее ровесники. Дочь с восторгом стала тыкать в их сторону пальцем. Мы решили, что надо поддержать интерес, и отвезли Сильвию на картинг. Тренер пытался ей что-то объяснять, она, конечно, не понимала, но немного покаталась – и ей очень понравилось!
Когда мы прилетели домой, я спросил, хочет ли она заниматься этим видом спорта. Дочка сказала да – и мы стали искать мотошколу.
Девочек в этом виде спорта мало, думали, нам не на что рассчитывать, но вышло иначе. Мы нашли хорошего тренера, у нас теперь куча детей в секции и большая компания единомышленников.
Заниматься начали с мотокросса, потом – кольцевые гонки. Дочь заняла 3-е место в своем классе на чемпионате России по супермото. А ведь она была самым юным участником соревнований!
В 5 лет сложно начинать. Сначала ее посадили на большой мотоцикл, им трудно управлять. Дело было зимой, морозы стояли – минус двадцать градусов, занятие на открытой территории. Тяжело ей пришлось, но учиться-то надо. Сильвия – бойкая, мерзла, но ехала!
Делаем зарядку по три раза в день
Сейчас дочь тренируется минимум три раза в неделю. Один раз – на площадке, в отапливаемом ангаре мотошколы, остальное время – трек, крытые картинги. Зимой в Москве пока тяжело найти место для занятий мотоспортом, летом выбор больше, подойдет любой открытый картинг.
Встаем в 5 утра. В 6:00 у нас уже встреча на мотокроссе, занятие длится 2 часа. Потом едем еще на одну тренировку – в ангар. Там темп помягче: 15-20 минут заезды, потом разбор ошибок, теория. Всего за занятие получается 6-8 заездов с перерывами на довольно длительную теоретическую часть (где нужно тормозить, как входить в поворот). В итоге все может растянуться на 5 часов. В выходные мы вообще уезжаем туда на целый день, берем с собой еду.
За год натренироваться так, чтобы достойно выступить на соревнованиях, сложно. Требуется хорошая физическая подготовка.
Один дочкин мотоцикл весит 40 кг, другой – все 65 кг! Представьте, каково вывозить эту технику на старт девочке, в которой и 30 кг нет.
Сильвия начала подтягиваться и отжиматься. Мы завели табель, где она сама отмечает, сколько сегодня выполнила упражнений. Кроме того, мы делаем зарядку по три раза в день.
Я думал, с нами будут тренироваться в основном мальчишки, но потом на мотоцикл села младшая сестра Сильвии – Лея (ей сейчас 5 лет). Потом еще три девочки подтянулись. Теперь парней и девчонок у нас в группе примерно поровну.
Ради тренировок учится самостоятельности
С появлением мотоспорта в нашей жизни стало гораздо проще воспитывать ребенка. Дочь стала очень самостоятельной, научилась сама заводить мотоцикл, выводить его. Тренер требует, чтобы дети сами надевали мотокомбинезон и прочую амуницию, на скорость. Летом мы планируем отправить Сильвию в спортивный лагерь в Испанию. Она будет тренироваться и жить там одна, без нас.
Я говорю: «Хочешь поехать одна? Будь самостоятельной, учись убирать свои вещи, одеваться, следить за гигиеной и так далее. Если нет – не поедешь в лагерь». Она очень хочет туда – и учится быть самостоятельной, следит за порядком в комнате.
Кроме того, так получается, что она вынуждена готовиться к школе до тренировок. Если она не успеет что-то сделать, на тренировку мы не едем. Но Сильвия обожает тренировки, поэтому все успевает.
Ей нравится заниматься спортом. Ради этого она готова делать вещи, которые не очень хочется, но надо осваивать: без них в быту – никуда. Почитаешь книгу – поедем тренироваться, нет – останемся дома. Так Сильвия нашла занятие, благодаря которому мы можем развивать ее в других важных направлениях.
«Больше всего на тренировках мне нравится обгонять соперников, потому что я могу стать первой, победить, – объясняет сама Сильвия. – Самое сложное – тоже обгонять, особенно Тимофея и Колю. Я люблю мотоспорт, мне нравятся ветер, скорость, победы!»
Приходится объяснять врачам, откуда синяки
Иногда бывает страшно, когда ребенок на скорости улетает в грунт или в отбойник. Падения у нас случаются часто, их не избежать. Любой спорт не обходится без травм, исключение – шахматы.
Пока дочь ничего не ломала, все обходится огромными гематомами. Приходится объяснять врачам, откуда у ребенка такие синяки.
Тренировок из-за гематом и ушибов мы не прерывали ни разу. Если ребенок к чему-то стремится, нельзя его перебивать. Она сама все время спрашивает: «Когда поедем? Когда тренировка?»
Соревнования учат быть лидером. Сильвии это поможет в жизни, даже если в мотоспорте не сложится. Она вырастет победителем, будет понимать, что ради поставленной цели придется много работать – через кровь, пот, страх – добиваться своего. Если ребенок уже в 6 лет это умеет, в жизни у него что-то получится. Пускай лучше ошибается сейчас, чем потом.
Бабушка лайкает фото внучки в инстаграме
Некоторые знакомые нас поддерживают, другие называют сумасшедшими, обвиняют в том, что лишаем ребенка детства. Я считаю, что Сильвия сама выбрала, что ей нужно.
Дедушка и бабушка сначала восприняли в штыки занятия внучки. Но старшее поколение всегда сначала уходит в отказ, им и имя ее сначала не очень понравилось. Ничего, потом свыклись. Сейчас дедушка и бабушке зарегистрировались в инстаграме специально, чтобы следить, что там у внучек происходит. Теперь лайкают все посты, я такого даже не ожидал.
Иногда я предлагаю Сильвии: «Давай останемся дома, не поедем на тренировку, посмотрим мультики, в игрушки поиграем!» Так я проверяю ее мотивацию. Она еще ни разу не согласилась, хочет на трек.
На 8 Марта она попросила не игрушку, а наклейки на свой новый мотоцикл, который едет из Испании.
Конечно, Сильвия отличается от ровесников – она выросла быстрее. В детском садике ей тяжело объяснить другим детям, что она занимается таким серьезным делом. Большинство ей не верит. Кто-то говорит, что у него тоже есть мотоцикл, чтобы казаться таким же крутым. Надеюсь, когда мы пойдем в школу, все будет по-другому.
Везем из Испании пятый мотоцикл
В конце февраля Сильвия выступала на «Байкальской миле» – международном фестивале скорости в экстремальных условиях Сибири. Мы ехали в первую очередь для того, чтобы показать, что у нас дети занимаются мотоспортом, привлечь внимание, чтобы открывались новые секции. Сейчас их очень мало и все дорого.
Вообще с дядей у меня никогда не было тёплых отношений. Он как-то пугал, по-детски издевался, подтрунивал. В общем и целом, я его побаивалась, и он был мне неприятен. В принципе, эти эпизоды из раннего детства можно было бы и забыть и вообще не упоминать, наверное (в конце концов, дети проходят похожие этапы знакомства со своей сексуальностью, и в этом нет ничего страшного), если бы не дальнейшие события.
Давала ли я такое обещание или нет, я ничего никому не сказала. Да, собственно, мне некому было рассказывать. Мать я боялась. Она постоянно ругала за дружбу с мальчиками (с детства, за просто дружбу), называла всякими нехорошими словами, если уличала меня в такой дружбе. Разумеется, я думала, что в данном случае она вообще меня порвёт. Точнее, зная её предубеждения, я даже мысли не могла допустить о том, чтобы ей что-то рассказать.
Сестре не могла рассказать, потому что она дружила с дядей. Мне не хотелось причинять ей боль. И ещё, ввиду того, что с дядей у меня и так были отношения вечного противостояния, я, возможно, думала, что мне просто никто не поверит.
О том, чтобы рассказать об этом отцу, тоже мысли не возникало. Но не потому что я его боялась, а просто потому что я не могла такие вещи обсуждать с отцом. Как-то не принято у нас было обсуждать настолько интимные вещи с папой. Да и вообще обсуждать интимное у нас в семье было не принято.
А папу я очень любила. Он проводил много времени со мной и сестрой. Рассказывал интересные истории, умел смешить. Умел воспитывать, не унижая, а через диалог. И вообще всё с ним было легко. Как бы шутя.
Папа всегда брал на себя все мамины истерики. То есть когда он присутствовал, она истерила на него в основном, а не на нас. Он мог обернуть в шутку любую проблему. Возможно, по этой причине я чувствовала в нём защитника. Но на совсем душевные темы, конечно, мы никогда не говорили.
Потом папа стал много пить.
Я не помню этого перехода от просто напряжённой жизни в семье (из-за постоянного маминого недовольства, придирок и истерик) к очень плохой. Но вот картинка сейчас перед глазами такая: с потолка в почти пустой комнате свисает огромный пласт отклеившихся обоев. На полу перед балконом валяется папа в, пардон, обосранных штанах. Вокруг него летают мухи.
В этот период на моего отца находило временами просветление, когда он не пил, и тогда мы ехали, например, за яблоками на мотоцикле в соседнюю деревню. Или шли купаться на пруд. А потом меня за это ругала мать. Мол, как я могла ходить с ним куда-то. Типа это небезопасно. Я не сказала: моя мать работала на скорой сутки через трое, в городе, или 2/2, поэтому мы довольно часто оставались дома с отцом одни.
После эпизода с дядей у меня сильно обострилась чувствительность во сне. И однажды среди ночи я проснулась от ощущения, что меня кто-то трогает под одеялом. Даже не трогает, а просто тянет руку. Я очень испугалась и закричала. В темноте я никого не увидела. Мне только показалось, что этот кто-то спрятался под кроватью. Но я не стала этого проверять. Потому что боялась убедиться в своих предположениях. В ту ночь, кроме отца, никого со мной дома не было.
Я всю жизнь пыталась отчаянно забыть этот эпизод. Убедить себя в том, что этого вообще не было. Что это плод моего воображения, остатки какого-нибудь кошмарного сна. Тем более что чем старше я становилась, тем чаще меня преследовали кошмары. И тем чаще я просыпалась с ощущением, что надо мной кто-то нависает, а я не могу пошевелиться.
Когда мне было 13, мать увезла меня из городка (сестра к тому времени вышла замуж и жила уже отдельно). Напоследок мать меня заставила нарисовать карикатуры на папу. Типа как он пропил семью. Чтобы ему было обидно. Сопротивляться матери я не могла, и поэтому нарисовала. Всю жизнь не могла себя за это простить.
Мать постоянно ругала отца. Говорила о его плохой наследственности (типа мой дед, то есть его отец, был шизофреником). И ещё говорила, что у меня плохая наследственность. И всё, что бы я ни делала, чем бы ни пыталась поделиться, если мать это считала неудобным для себя, она списывала на плохую наследственность.
К 14 годам у меня стало совсем плохо со сном. Кроме того, мать выработала привычку каждый раз, возвращаясь с утра с работы, будить меня скандалом с претензиями (где-то что-то не убрала, например, или еду не приготовила, или вообще не встречаю её с ковровой дорожкой и с букетом цветов). В конце концов, у меня выработался рефлекс вскакивать среди ночи или рано утром и судорожно, на автомате, убирать или мыть что-то.
Я часто фантазировала, что как только мне исполнится 18, я уеду жить к отцу. Я по нему скучала. Однажды он приехал ко мне, зашёл за мной в школу, и я помню, что очень тогда гордилась этим. Вообще тем, что у меня есть папа.
Когда мне было 14, отец умер. Тромб оторвался. Мы поехали на похороны. Мать очень сокрушалась, что так и не смогла наладить с ним отношения. И хвалила его, что он всегда очень любил детей (хаха). Скучала она, в общем.
В то же время временами на неё накатывал негатив, и тогда она снова начинала его обвинять. Как-то даже рассказала, что моя тётя (мамина младшая сестра), будучи ещё ребёнком, пожаловалась ей, что папа её щупал. Кстати, сейчас мама вообще отрицает этот факт, что ей об этом говорили. Хотя тётя иногда ей всё ещё напоминает об этом.
И вот мне за тридцатник. У меня назрели некоторые
проблемы, связанные, по моим ощущениям, с тем самым стыдом от насилия, которые я захотела проработать с психологом. Рассказала психологу свою историю. Про дядю. Он подкинул идею поделиться этим с сестрой. Я поделилась.
Сестра отреагировала не вполне адекватно. Поначалу. Она взяла время подумать. Потом, через пару дней, в пик моей активизировавшейся ненависти по отношению к дяде, высказала предположение, что он таким образом решил мне отомстить за себя. Что с ним кто-то сделал то же самое. А я просто под руку подвернулась. Как самая слабая, беззащитная и опекаемая.
Я не помню, что конкретно ещё говорила сестра и по каким именно её словам на меня снизошло озарение, что не только я и не только дядя пострадали. И даже не только тётя. А и сама моя сестра. Я не стала у неё уточнять, насколько верна моя догадка (она вполне могла бы сказать, что я ошиблась), а сразу стала говорить об этом как об уже известном для меня факте. Спросила, когда, как часто. И в таком духе.
Оказалось, что мой отец жил с моей сестрой с возраста (по её словам, но она плохо помнит) 5 лет до её замужества. И даже после него. В общем, пока его не перевели служить в другой город, где он и умер.
Я вспомнила эпизод, когда мне было лет 9, а сестре, соответственно, лет 15, мы с ней стояли где-то за школой, она курила, хотела умереть и говорила, что в следующей жизни хочет стать деревом, чтобы ничего не чувствовать. На тот момент я не могла её понять. А теперь вот поняла, и очень хорошо.
Я написала сестре что-то типа: «Представляю, как ты ненавидела его». А она в ответ: «Я его не ненавидела. Я его любила».
И после этого всего, после этой информации, воспоминаний, мой мир перевернулся.
Пока я говорила с сестрой (мы переписывались в вайбере), я была на работе. Меня накрыла волна отвращения сначала к отцу, потом к себе. Я пыталась очиститься от этой грязи в бассейне в течение часов двух. Ощущение грязи не проходило. Я отчаянно боролась с желанием броситься с моста, по которому шла домой. Потому что знание о том, что тот, кого ты всю жизнь любил, оказался злом, невыносимо.
Сейчас отчаянно хочется лёгкости восприятия жизни. Когда ты чувствуешь и не думаешь об этом: что, как и почему ты это чувствуешь и насколько адекватны твои желания и эмоциональные реакции. Я помню, как это классно (хотя сомнения в адекватности собственных реакций у меня всегда присутствовали так или иначе, но в значительно более лёгкой степени, нежели теперь). Но, к сожалению, сейчас ощущение такое, что лично для меня эта лёгкость теперь закрыта навсегда.
Не бывает людей плохих или хороших, добрых или злых. В каждом есть все стороны. Каждый сам выбирает, какой своей стороной «пользоваться» в каждом конкретном случае (выбирает, конечно, не всегда осознанно, к сожалению). Это вот вообще не открытие. Но когда и добро и зло в одном человеке имеют крайние степени проявления, это очень трудно осмыслить: как такое вообще возможно?
Я воспринимала алкоголизм отца как недостаток, с которым можно примириться. Понять и простить как душевную слабость. Тем более, живя с таким психически неуравновешенным эгоцентричным монстром, как моя мать, трудно было не напиваться, наверное. В общем, отцовский алкоголизм для меня никогда не был абсолютным злом. Но я не могу относиться к его педофилическим наклонностям просто как к некоторому его «недостатку». Невозможно смириться с этим на уровне глубинных морально-этических ценностей. В то же время моя психика всё ещё отчаянно пытается его «оправдать»: возможно, у него самого были какие-то похожие травмы в детстве; возможно, были веские причины, по которым он не сознавал, что делает. Но в то же время я не понимаю, как взрослый человек может хронически не осознавать недопустимости подобного.
Я воспринимаю себя как часть своего отца. Моя мать всегда обращала моё внимание (читай: упрекала меня) на то, как я на него похожа (я действительно во многом на него похожа, и внешне, и внутренне). Я всегда чувствовала себя «папиной дочкой». Я всегда чувствовала гордость за доброту своего отца. Была благодарна ему за правильное воспитание моих моральных качеств, ощущала глубочайшее уважение к его интеллекту. Но теперь всё не просто пошатнулось, а рухнуло с огромной высоты и разбилось.
Внутреннее достоинство и психическое здоровье человека (ИМХО!) основано на устойчивости и принятии им самим его собственной морально-этической системы. А что делать, если эта система рухнула в одночасье, потому что человек не может найти в ней места для обработки вот подобного рода информации?
Честно говоря, я вообще сомневаюсь, что вправе что-либо чувствовать по всему этому поводу. Вон и войны у людей бывали, и насилия сплошь и рядом. И вообще мир жесток.
Возможно, вы мне поможете, если словами сформулируете собственные чувства, которые возникали во время чтения этого поста, и чувства, которые остались в осадке. Вот в данном случае мне очень важна ваша реакция.
Мне было очень сложно последовательно писать про свою семью. Я чувствую дикий стыд за то, что имею к ней принадлежность. Страх, что это кто-то прочитает из моих родственников и будет упрекать меня в том, что я вынесла на публику семейные проблемы. Опасение причинить дополнительную боль этой информацией своей тёте, своей бабушке, сестре, жене своего дяди. Да и матери, несмотря на всё, тоже причинять боль не хочется. С другой стороны, мне совсем не хочется поддерживать никакого общения с кем-то из своих родственников.
Поэтому: дорогие родственники, если вы в этом посте узнали нашу семью, то простите за «вынос сора из избы» и за то, что вы, возможно, сейчас чувствуете такой же стыд, как и я. Или не прощайте. Считайте меня слабаком, нытиком и предателем. Это ваше дело. Но я сделала так, как считаю нужным лично для себя. И даже этот свой поступок с точки зрения морали я никак оценить не могу по причине комы моей морали.