я лучше буду молотом чем наковальней

Он был великолепным военным стратегом, при этом придающим важность вопросам снабжения и ироничным по отношению к неприятелю… Его пыл и смелость обернулись нам тяжкими бедами, но он заслуживает нашего признания, что я и отметил — не без упрёков со стороны общественности — в Палате Общин в январе 1942 года, когда я сказал о нём: «Нам противостоит отважный и опытный противник, и (я должен сказать это, несмотря на тяготы войны), великий полководец».
Кроме того, он заслуживает уважения за то, что, будучи верным солдатом Германии, он возненавидел Гитлера и его деяния, и принял участие в заговоре, чтобы спасти Германию, сместив маньяка и тирана. За это он заплатил своей жизнью. В тёмных войнах современной демократии рыцарству не находится места… Однако, как бы на это ни посмотрели, я не жалею о сказанном и не стану отрекаться от той дани уважения, что отдал Роммелю.

He was a splendid military gambler, dominating the problems of supply and scornful of opposition… His ardor and daring inflicted grievous disasters upon us, but he deserves the salute which I made him — and not without some reproaches from the public — in the House of Commons in January 1942, when I said of him, «We have a very daring and skillful opponent against us, and, may I say across the havoc of war, a great general.»
He also deserves our respect because, although a loyal German soldier, he came to hate Hitler and all his works, and took part in the conspiracy to rescue Germany by displacing the maniac and tyrant. For this, he paid the forfeit of his life. In the sombre wars of modern democracy, chivalry finds no place… Still, I do not regret or retract the tribute I paid to Rommel, unfashionable though it was judged.

Роммель был нервным, хотел всё сделать сразу, поэтому потерял к этому интерес. Роммель был моим начальником в Нормандии. Я не могу сказать, что Роммель не был хорошим генералом. В случае успеха он радовался, а в случае неудачи впадал в депрессию.

Присутствие Роммеля, как обычно, действовало на его войска как тонизирующее средство. Любой, кто однажды попал под обаяние этой личности, превращался в «настоящего солдата» (как писал мой собрат-офицер). В каких бы жёстких условиях ни приходилось действовать, Роммель казался неутомимым; чудилось, он мог с точностью предсказать, как будет реагировать противник. Тот же офицер писал, что Роммель имел исключительное воображение, будто бы вовсе не знал страха, и что его люди «боготворили его».

Rommel’s presence, as ever, acted as a tonic on his troops. Anybody who once came under the spell of his personality, a brother officer wrote, turned into a «real soldier». However tough the strain Rommel seemed inexhaustible, seemed to know exactly how the enemy would probably react. The same officer wrote that Rommel had an exceptional imagination, seemed to know no fear whatsoever, and that his men «idolized him».

Он был лидером войск блицкрига, но только армейского уровня. Выше этого уровня ему было не по силам. У Роммеля была слишком большая ответственность. Он был хорошим командиром армейского корпуса, но он был слишком угрюмым. В одно время он был энтузиастом, в другое впадал в депрессию.

Сдержанность, даже рыцарство… отличали бойцов с обеих сторон в течение всей кампании в Северной Африке… Лучшим примером такого поведения был сам Роммель. Когда Гитлер прислал приказ казнить захваченных в плен британских коммандос, Роммель выбросил приказ в мусорную корзину. Он настаивал на том, чтобы попавшие в плен солдаты союзников получали такие же пайки и тот же уровень медицинской помощи, что и он сам. Он написал книгу под названием: «нем. Krieg ohne Hass » (Война без ненависти). Воспоминания о кампании в Северной Африке свидетельствуют, что, хотя война была свирепой и жестокой, враги сохраняли друг к другу терпимость, которую сегодня, кажется, немыслимо и представить.

Self-restraint, even chivalry… distinguished the combatants on both sides throughout the North Africa campaign… The leading exemplar of this code was Rommel himself. When orders from Hitler mandated the execution of captured British commandos, Rommel tossed the document into the trash. He insisted that Allied prisoners receive the same rations and medical care as he himself was given. He even wrote a book about the conflict called Krieg ohne Hass (War Without Hate). Memoirs of the North Africa campaign attest that, fierce and brutal as much of the fighting was, relations between individual enemies retained a quality of forbearance that seems, today, almost impossible to imagine. [1]

Роммель завоевал мировое уважение за его военный гений. Он был легендой. (…) Роммель служил живым напоминанием о более романтических, рыцарских днях — и был истинным примером офицера-гуманиста. Роммель был лучшим немецким генералом. Вы должны помнить, что вся Европа в то время была в руках нацистов. Американцы тогда ещё не вступили в войну. Россию атаковали 166 нацистских дивизий. Дело было плохо. И Роммель, величайший из воевавших в пустыне полководцев всех времён, и его Африканский корпус, задали жару британцам и теснили их обратно к Каиру. Это был момент, когда война могла быть проиграна.

Rommel had gained the world’s respect for his military genius. He was a legend. (…) Rommel was reminiscent of the more romantic, chivalrous days of old — and was a genuinely humane military officer. Rommel was Germany’s best General. You have to remember all of Europe was in Nazi hands at the time. The Americans hadn’t entered the war yet. Russia was being attacked by 166 Nazi divisions. Things were grim. And Rommel, the greatest desert fighting general of all time, and his Africa Korps, were kicking the British’s butt, pushing them back to Cairo. It became a case where the war might have been lost right there.

Гитлер приказал ему несколько раз: «Умри, но не отступай». Биться до последнего патрона, до последнего человека. Казнить и пытать пленников. Он проигнорировал эти приказы.

He was ordered several times by Hitler to «Stand and Die». To fight to the last bullet, the last man. To execute and torture prisoners. He defied those orders.

Около 12:00 тёмно-зелёный автомобиль с берлинскими номерами остановился у нашей калитки. Единственным мужчиной в доме, кроме моего отца, был капитан Алдингер (помощник Роммеля), тяжелораненый ветеран войны. Два генерала — Бургдорф, могучий и цветущий, и Майзель, маленький и стройный — вышли из автомобиля и вошли в дом. Они вели себя вежливо и уважительно, и попросили отца поговорить с ними наедине. Алдингер и я вышли из комнаты. «Так значит, они не собираются его арестовывать», — подумал я с облегчением, когда поднялся наверх, чтобы взять книгу.
Через несколько минут я услышал, как отец пошёл наверх и зашёл в комнату моей матери. Желая узнать, что происходит, я встал и последовал за ним. Он стоял посреди комнаты и был бледен. «Пойдём со мной», — сказал он жёстко. Мы пошли в мою комнату. «Я только что рассказал твоей матери, — начал он медленно, — что через четверть часа я умру». Он был спокоен и продолжил: «Погибнуть от рук своих людей тяжело. Но дом окружён, и Гитлер обвиняет меня в измене Родине. «В связи с моими заслугами в Африке», — процитировал он саркастически. — У меня есть возможность умереть от яда. Эти два генерала привезли его с собой. Он убивает за 3 секунды. Если я соглашусь его принять, то никаких обычных последствий для моей семьи, то есть для вас, не будет. Они также не тронут моих людей».
«Вы верите в это?» — прервал я его.
«Да, — ответил он. — верю. Это в их интересах — сделать так, чтобы не всплыли все подробности. Кстати, меня вынудили взять с вас обещание хранить всё это в строжайшем секрете. Если хоть слово обо всём этом просочится, они больше не будут связаны своим обещанием».
Я сказал: «Неужели мы не сможем защититься…» Он прервал меня.
«В этом нет смысла, — произнёс он. — Лучше умереть одному, чем всем погибнуть в перестрелке. К тому же у нас практически нет патронов».

At about twelve o’clock a dark-green car with a Berlin number stopped in front of our garden gate. The only men in the house apart from my father, were Captain Aldinger, a badly wounded war-veteran corporal and myself. Two generals — Burgdorf, a powerful florid man, and Maisel, small and slender — alighted from the car and entered the house. They were respectful and courteous and asked my father’s permission to speak to him alone. Aldinger and I left the room. «So they are not going to arrest him,» I thought with relief, as I went upstairs to find myself a book.
A few minutes later I heard my father come upstairs and go into my mother’s room. Anxious to know what was afoot, I got up and followed him. He was standing in the middle of the room, his face pale. «Come outside with me,» he said in a tight voice. We went into my room. «I have just had to tell your mother,» he began slowly, «that I shall be dead in a quarter of an hour.» He was calm as he continued: «To die by the hand of one’s own people is hard. But the house is surrounded and Hitler is charging me with high treason. ‘In view of my services in Africa’,» he quoted sarcastically, «I am to have the chance of dying by poison. The two generals have brought it with them. It’s fatal in three seconds. If I accept, none of the usual steps will be taken against my family, that is against you. They will also leave my staff alone.»
«Do you believe it?» I interrupted.
«Yes,» he replied. «I believe it. It is very much in their interest to see that the affair does not come out into the open. By the way, I have been charged to put you under a promise of the strictest silence. If a single word of this comes out, they will no longer feel themselves bound by the agreement.»
I tried again. «Can’t we defend ourselves…» He cut me off short.
«There’s no point,» he said. «It’s better for one to die than for all of us to be killed in a shooting affray. Anyway, we’ve practically no ammunition.»

Любой, кто попал под обаяние этой личности, становится настоящим солдатом. Но его жёсткая напряжённость кажется бесконечной. Казалось, он знал как отреагирует на него противник. Его планы были поразительны, инстинктивны, спонтанны и нередко неясны.

Anybody who came under the spell of his personality turned into a real soldier. However tough the strain he seemed inexhaustible. He seemed to know just what the enemy were like and how they would probably react. His plans were often startling, instinctive, spontaneous and not infrequently obscure.

Источник

Цитаты из Hearts of Iron lV

Имя твое неизвестно. Подвиг твой бессмертен.

Могила неизвестного солдата (Москва)

Унизительно сидеть сложа руки, когда другие пишут историю. И неважно, кто победит.

Для того, чтобы сделать народ великим, необходимо направить его в самую гущу битвы, даже если для этого придется дать ему пинка в зад. Именно это я и сделаю.

Каждый солдат, прежде чем идти в бой, должен понимать, как маленькая битва, в которой он участвует, соотносится с общей картиной.

Бернард Л. Монтгомери

Если мы проиграем войну в воздухе, мы проиграем войну вообще и проиграем ее быстро.

Бернард Л. Монтгомери

С точки зрения философии и доктрины я не верю в вечный мир.

Французы солгали полякам, пообещав, что пойдут в атаку.

Зачем умирать за Данциг?

Французский антивоенный лозунг, 1939 год

Мы разгромлены. Мы побеждены, мы проиграли бой.

Поль Рейно, 15 мая 1940 года

Пока существуют суверенные государства, обладающие мощными армиями, война неизбежна.

Важно не как голосуют, а как считают.

История показывает, что непобедимых армий нет и не бывало.

Папа Римский? А сколько у него дивизий?

Приказ по Советской Армии номер 227

Союз, который не ставит себе целью войну, бессмыслен и бесполезен.

И если сегодня я стою здесь как революционер, то как революционер, восставший против революции.

Люди скорее поверят большой лжи, нежели маленькой; а если повторять её достаточно часто, рано или поздно люди поверят в неё.

Германия либо станет мировой державой, либо перестанет существовать.

Основные битвы на полях будущих сражений будут вестись танковыми войсками

Новые немецкие «Пантеры» и «Тигры» следует использовать до первой поломки и не пытаться чинить. У них негодные двигатели, трансмиссия и подвеска.

Ни один шельмец никогда не одерживал победу в войне, погибая за свое отечество. Он одерживал победу, заставляя другого беднягу погибнуть за свое отечество.

Хороший план сегодня лучше безупречного плана завтра.

Ведите меня, идите за мной или убирайтесь с моего пути.

Ни одна оборона никогда не приносила успеха, нужно только атаковать, атаковать и еще раз атаковать.

Когда я в первый раз увидел реактивный самолет, я его сбил.

Тео, это Генрих. Сбил два бомбардировщика. Не осталось боеприпасов, топливо на исходе. Иду на таран. Прощай, увидимся в Валгалле.

Генрих Эрлер, люфтваффе

Суть лидерства в том, чтобы выбирать хороших людей и помогать им делать то, что они умеют лучше всего.

Может ли предложенная операция иметь успех? Относится ли это к области выполнимого, с учетом ресурсов и обеспечения?

Дуайт Д. Эйзенхауэр

Не то главное, сколько веса в боевом псе, а сколько в нем боевитости.

Дуайт Д. Эйзенхауэр

Само собой разумеется, что когда на карту поставлено выживание, возникает борьба между народами и разгораются никому не нужные войны.

Я лучше буду молотом, чем наковальней.

Пот экономит кровь, кровь сохраняет жизни, а мозги сохраняют и то и другое.

Бедный Невилл Чемберлен считал, что может доверять Гитлеру. Он ошибался. Но я не думаю, что ошибаюсь насчет Сталина.

Уинстон Черчилль (после Ялты)

Я уверен, что мы обеспечили прочный мир.

Невилл Чемберлен, 1938 год, после Мюнхенского соглашения

Ни один вражеский бомбардировщик не долетит до Рура. Если хоть один долетит, тогда я больше не Геринг. Можете называть меня Майером.
Герман Майер (Геринг)

Адольф Гитлер про Советский Союз

Я могу без проблем вести войну с США и Великобританией от полугода до года. Сверх этого у меня нет надежды на успех.

Подходя к минному полю, наша пехота проводит атаку так, как будто этого поля нет.
Георгий Жуков

Мы недооценили русского колосса. лишившись дюжины дивизий, русские просто выставляют еще дюжину.

Немецкому командующему: ЧЕРТА С ДВА! Американский командующий.

Энтони К. Маколифф в ответ на требование немцев о капитуляции

Сегодня это мы. Завтра это будете вы.

Хайле Селассие I, 1936 год

Мицуо Футида, 7 декабря 1941 года

Где, повторяю, где оперативное соединение тридцать четыре? Весь мир недоумевает.

Адмирал Нимиц, ГК ВС США, сражение в заливе Лейте

Военная ситуация обернулась не вполне к пользе Японии.

Император Хирохито, 1945 год

Нам надо было проявить больше благоразумия после первой войны.

Герд фон Рундштедт

Просторы России нас поглощают.

Герд фон Рундштедт

Я спрашиваю вас: хотите ли вы тотальную войну? Если потребуется, хотите ли вы более тотальную и радикальную войну, чем вы вообще можете сегодня представить?

Вычеркивайте авианосец! Диксон в штаб: вычеркивайте один авианосец!

Роберт E. Диксон, сражение в Коралловом море

Разве не ужас? Вот мы, два офицера германского генштаба, обсуждаем, как лучше прикончить нашего главнокомандующего.

Хеннинг фон Тресков

Нацисты вступили в этой войну с довольно детской иллюзией, что они смогут разбомбить всех, и никто не станет бомбить их в ответ.

Артур «Бомбардировщик» Харрис

Если бы Гитлер вторгся в ад, я бы по крайней мере замолвил за дьявола словечко в Палате общин.

Уинстон Черчилль, 21 июня 1941 года

Так что, мерзавец мертв? Жаль, мы не взяли его живым!

Иосиф Сталин (после известия о самоубийстве Гитлера)

Мне нужно всего пару тысяч погибших, чтобы я мог заседать на мирной конференции как человек, который сражался.

Что-то есть в этой войне фальшивое.

Уильям Бора, сенатор США, 1939 год

Мы слишком быстро вкусили плоды победы.

Все вы закончите тем, что станете чистить немцам ботинки!

Топите, жгите и уничтожайте, не пропускайте никого.

Эндрю Каннингем, битва за Тунис

Мне кажется, с мостами мы не рассчитали.

Фредерик Браунинг (перед операцией «Маркет Гарден»)

Спасибо Господу за французскую армию.

Уинстон Черчилль, 1933 год

Франклин Д. Рузвельт

Франклин Д. Рузвельт

Человек всегда должен быть настороже, если хочет жить. Иначе какой-нибудь немецкий сукин сын подкрадется сзади и забьет его насмерть носком с дерьмом.

Укрепления, артиллерия, иностранная помощь будут бесполезны, если рядовой солдат не будет знать, что это ОН защищает свою страну.

Карл Густав Эмиль Маннергейм

Через грязь и кровь к зеленым лугам вдали.

Девиз Королевских бронетанковых войск Канады

Британскому штабу ВМС крайне интересно узнать, смогли ли итальянцы вернуться на уровень предыдущей войны или совсем отошли от дел.

Уинстон Черчилль (после объявления войны Италией)

И мы будем бороться с ними донышками разбитых пивных бутылок, потому что это всё, что у нас есть!

Уинстон Черчилль (сразу после речи «Мы будем сражаться на пляжах»)

Дайте мне пятьдесят DC-3, и японцы могут забирать Бирманскую дорогу.

Политика — это война без кровопролития, в то время как война — это политика с кровопролитием.

Сохрани людей, потеряв землю — землю еще можно захватить. Сохрани землю, потеряв людей — останешься и без людей, и без земли.

Я охотнее умру в великой Румынии, чем в раю маленькой Румынии.

Люди не важны — важно то, что они представляют.

Лига Геймеров

30K постов 76.1K подписчиков

Правила сообщества

Ничто не истинно, все дозволено, кроме политоты, за нее пермач, идите на ютуб

Оскорблять участников сообщества;

Нельзя оценивать Toki Tori ниже чем на 10 баллов из 10;

Ни один вражеский бомбардировщик не долетит до Рура. Если хоть один долетит, тогда я больше не Геринг. Можете называть меня Майером.

Вот это прям хорошо вышло.

Перевод косячный местами

Унизительно сидеть сложа руки, когда другие пишут историю. И неважно, кто победит.

Речь о Версале, так что » И неважно(мало значит), кто победил.»

Важно не как голосуют, а как считают.

Голосующие ничего не решают, решают считающие.

Мао просто перефразировал Кутузова

Вот как всего несколько цитат, да ещё и неточности при переводе, но тем не менее могут погрузить в нужную атмосферу и передать множество мнений.

Парадоксы конечно всегда старались.

Загрузочные экраны в игре редкие и быстрые. Захотелось побольше цитат, стал искать — а нет их! Пришлось самому их на белый свет вытаскивать.

Давай ещё из Modern Warfare

Когда там кстати ДЛЦ с переработкой флота выходит?

Мужчина объясняет блогерше с тиктоком головного мозга на её вопросы

Успех гарантирован

Расслабьте яйца

Я вааще не ябу
чё хатят на бикабу

У всего есть обратная сторона

На нас обкатают, на всю страну распространят?

По новому Генплану жители, те, что ближе к побережью, обнаружили, что из дома попали в другие функциональные зоны. Было ИЖС, например, стало зона отдыха. Это значит, что люди не могут ничего построить на своей земле. Да даже дом отштукатурить нельзя! Генплан ещё не вступил в силу, а некоторые уже не могут прописаться в построенных домах.

У нас тут сейчас бурление, так сказать. Хотя, многие ещё не знают, многие ещё не верят.

Но некоторые думают, что так реализуется тот самый закон о всероссийской реновации. Когда за красивым названием стоит уничтожение прав собственности простых граждан.

Кидайтесь тапками, спорьте, ругайтесь, не верьте. Но все таки проверьте свою землю по кадастровому номеру в Росреестре. Говорят, что не только в Краснодарском крае эти ограничения 56.1 наложены

Источник

• ← я лучше буду мамой чем кем нибудь другим растить детей ораву
• я лучше буду молчать →